"Валерий Королев. Похождение сына боярского Еропкина [И]" - читать интересную книгу автора

- За что жалуешь-то, гостюшка дорогой? - как нищий на паперти,
загундосил Еропкин. Жарко, весело ему стало, резать себя расхотелось, а вот
другого кого, мигни только новый хозяин, тут же кончил бы.
- Жадность, жадность твою тешу, боярский сын. Ее, жадность-то, кормить
надо. Золотца ей кинешь - она растет, еще кинешь - она большеет. В тебе
жадность должна быть сильной, огромной, иначе ее совесть одолеет.
Жадность-то - от золота, а совесть - от всякого прочего, и я всякое прочее
исключил и привнес золото. Ну как, сын боярский, весело жить стало?
- Вестимо! - залыбился во весь рот Еропкин.
- Так-то. Потом, мой желанный, еще веселее будет. Здесь дельце
обделаем - на Русь двинем. Мыслишка у меня созрела: трех ложных царей на
Русь пустить. Вот смута будет, всем смутам смута! Откроюсь тебе: в Свободине
у нас с тобой учеба, а действовать на Руси станем. Три средства порабощения
в сем мире есть: для таких, как ты, - золото, для таких, как Смур, -
власть, для иных прочих - ложь. На Руси лжи великой еще не бывало, но
пришло время ее применить, ибо другое не помогает. Из трех царей, конечно,
никто на престоле не усидит, но от смуты в русских русское поразбавится.
Смешение умов небывалое начнется, и в суматохе латинские гордомыслие и
мудрствование просклизнут. Ты вникни, вникни: гордомыслие и мудрствование с
правдой не сопряжены - вот главное. Что татары! Супротив латинской лжи они
- дети сущие. Мы, мы, сын боярский, латинское семя на Руси разбросаем. И
будут плоды. Да еще какие! Верю, лет двести-триста пройдет - родичи твои
черное белым, а белое черным называть станут. Вот ведь как!..
Гость говорил и говорил, а Еропкин его не слушал. Двумя руками к сердцу
крепко прижав кошель, нянчил его, будто мать дитя, стараясь по весу
определить количество денег. Опомнился, когда гость сказал:
- Ты тут оставайся покудова. На днях зайду.
Подхватив суму, шагнул за дверь. Еропкин же пристроился возле окошка и
стал глядеть на улицу. Ждал-пождал, но гость на крыльцо не выходил. Тогда
Еропкин выглянул в сени. Но гостя и там не было. Лишь припахивало кислецой,
словно в сенях сожгли щепоть пороха.
Опамятовал Еропкин и заволновался.
- А как же насчет дуката в кисете? - требовательно спросил. - Обещал
ведь: залюбится что-нито - шепни через левое плечо, а сам... Эка удумал:
здесь - служи, на Руси - служи! А я, может, не желаю? Может, мне тута
залюбилось?
- Договор наш в силе, - раздался голос со всех сторон. - Залюбилось
- шепчи, я не против. Только не будешь ты сейчас шептать. Потому что
знаешь: с каждым днем золота все больше и больше приваливать станет. Смысла
тебе нет на сегодняшнем останавливаться, если завтра сегодняшнее удвоится,
послезавтра - утроится и так дальше и дальше. Жадность золото порождает,
сын боярский, золото - жадность, конца-края тому нет. Однако дукат береги.
Он - залог нашей дружбы. Потеряешь, одна дорога тебе - на валдайские
хлеба, и я тогда тебе не помощник. Понял?
- Понял, - ответил Еропкин, но заупрямился: - Погляжу еще...
- Гляди. Я все сказал.



14