"И.Коротеев. Крыло тайфуна (Сокращенный вариант)" - читать интересную книгу автора

биноклем. Но и так было видно, что в разных концах долины и по увалам над
участками тайги кружатся стаи воронья. И инспектор отметил на карте эти
места. Их было девять.
"Ничего себе! Погулял Гришуня, - сказал про себя Семен. - Едва не
годовой план бригады промхоза по пантам выполнил. Где ж Федор запропастился?
Неужели и он на такого же гада напоролся? Нет, это уж слишком".
Семен попытался разглядеть в бинокль хибарку Дисанги в дальнем углу
долины, но напрасно. Ее загораживал отрог Хребтовой.
"Ничего, старик, держись, - подумал Семен, словно обращаясь к самому
удэгейцу. - Мне вот тоже пришлось не сладко. Только, выбрав дорогу, нельзя
сворачивать. В канаву попадешь. А ты да и я не любим обочин. Хотя я и знаю:
сделал все, что мог, для тебя, и уверен - ты не обидишься, прости меня. На
всякий случай..."
А о Стеше он не то чтобы не думал, не то чтобы она отошла на второй
план или занимала первый, она просто была с ним, как его сердце, здоровое
сердце, которое не ощущаешь и без которого невозможна жизнь.
"Конечно... - подумал инспектор, - его можно взять и сейчас. Конечно,
следователю будет достаточно, чтобы начать дело. А дальше? Следствие
непременно упрется в тупик. Гришуня не так глуп. Он не раскроется. Да и один
ли он тут? Вроде бы один. А если нет? Кто его сообщники? И не зная, где
Гришунин тайник, я не разоблачу его полностью
Не знаю, как поведет себя рана. Пока она только болит. Может быть,
листья "чертова куста" помогут мне справиться с болью и нагноения не
будет. - Семен Васильевич поймал себя на том, что размышляет о ране, будто о
чем-то существующем отдельно от него. Потом он решил, что, вероятно, все,
заболевая, начинают рассуждать о болезни в третьем лице, как о вещи самой по
себе, и это обычно. И эта отстраненность болезни и боли, наверное, помогает
человеку бороться. - Зато в случае успеха мне будут благодарны товарищи из
промхоза".
Успокоенный собственными мыслями, Семен Васильевич позволил себе
уснуть. Когда он проснулся, солнце ушло в сторону, чечевицеобразное облако
на вершине Хребтовой, много выше и правее его, растаяло, исчезло. Теперь,
когда солнце светило сбоку, можно было воспользоваться биноклем и еще раз
убедиться - Гришуня почти целый день валялся у костерка. Дым его рассеивался
меж ветвями, густыми, нависшими со склона над аккуратной полянкой, где
расположился Гришуня. Такой костерок не заметишь ни сверху, ни сбоку. Разве
только учуешь метров со ста запах гари. Но Шаповалов все ж ухитрился засечь
костры. Раньше Семену Васильевичу не приходило на ум, как же он-то приметил
дым. Однако сейчас инспектор понял: Шаповалов обнаружил его вечером, когда
воздух влажен и дыму словно больше. И еще - то были, вероятно, костры, на
которых Гришуня варил панты, солил их, чтоб не испортились. Потому и отметил
Шаповалов дымки не в один день и в разных местах.
Семен промучился целую ночь. Рана горела, голову разламывало, корежило
тело. Ползком, с трудом ориентируясь при слабом свете звезд, Семен добрался
до ключа на другом склоне, напился вдоволь и набрал воды на день.
Второй день прошел спокойно. Гришуня, очевидно, ждал кого-то. Он
по-прежнему лежал у костерка, разгоняющего мошку, никуда не отлучался.
Похоже было, он уже подготовился к уходу. Ждал и Семен Васильевич,
Задерживать Гришуню без улик бессмысленно, а искать спрятанные браконьером
панты на всей площади заказника - занятие почти безнадежное.