"Владимир Короткевич. Колосья под серпом твоим" - читать интересную книгу автора

стояла черная баня. Но в одну из ночей Днепр внезапно проглотил ее - даже
бревнa не успели спасти. Так, наверно, и уплыли все бревна из Озерища аж в
самый Суходол, где полуголодные мещане и щепки не пропускали.
Новую баню старый Данила Когут построил саженей за сто от берега,
намного выше своей хаты. Снохи жаловались: пока натаскаешь воды, руки
отвалятся. Данила слушал их и ворчал в ласково-въедливые, золотистые тогда
еще усы:
- Лишь бы моя калита с деньгами не отвалилась. Рук не покупать...
И гнал сыновей, чтоб помогли бабам натаскать воды.
Новая баня со временем стала слишком просторной для семьи Когутов.
Сыновья, по новым обычаям, отделились, и с отцом остался только старший,
Михаил, с женой да их пятеро сыновей и дочь-мeзеница - последыш.
Пойдут семь "мужиков" в первый пар, а места - хоть собак гоняй, даже
холодно от этого простора.
И все же о старой бане никто не жалел. Вместе с баней сплыла и черная
история семьи Когутов.
Произошло это спустя несколько лет после того, как Приднепровье отпало
от "Короны". Данила был тогда еще подросток, единственный сын у отца,
единственный внук у деда. Словно напасть какая-то навалилась на людей. За
три поколения холера дважды выкосила Озерище. Когутам повезло: по одному
мужику все же осталось на развод. Остальные умерли. Не помогло и то, что
Роман, Данилин дед, считался ведьмаком. И он ничего не мог поделать, потому,
видать, что хвороба была новая. Даже самые старые люди не слыхали ничего от
своих дедов про холеру.
Всем, кто не сбежал в лес, пришлось худо. А Роману с сыном Маркой не
позволил убежать пан. Дал им ружья и приказал остаться в пустой деревне,
чтоб не разграбили крестьянского скарба лихие люди. Ружья, пожалуй, и не
стоило давать. От холеры ружьем не отобьешся, а лихие люди боялись Романа с
его славой ведьмака больше, чем ружья.
Наверно, Роман не был бы Романом, если б не нашел средства от худой
напасти. Он и отпоил сына резким березовым квасом. Не отдал смерти. Но
остальных спасти не успел.
Холера отошла. Забыли о ней. А в Когутовой хате так и жили старый,
взрослый да малый.
И вот тут и случилось самое страшное. В одну из темных ноябрьских ночей
Марка убил отца в бане. Запорол вилами.
Аким Загорский, старый озерищенский князь, услыхав такое, за голову
схватился. Чего же тогда ожидать от человека, если он на отцеубийство
решился? Что же это делается? То ли библейские времена возвращаются, то ли
конец света настает? А так как он двадцать лет неизменно ходил в почетных
судьях - и до раздела, и после, в губернском суде, - то и решил закатать
преступника туда, откуда и ворон костей не приносил, благо теперь просторы
были неизмеримые, даже Сибирь своей была. Схватили Марку - хорошо! В цепях
он - хорошо! Быстрее его, выродка, в Суходол, на судебную сессию!
А потом одолело Акима раздумье. И не то чтобы князь теперь оправдывал
убийцу. Он задумался: как могло случиться, чего ради мог пойти на такое
любимый, от смерти отцом спасенный сын, единственный наследник? И, главное,
удивляло Загорского то, что никто из односельчан ни словом, ни даже взглядом
не осудил Марку. Будто так и надо было.
Аким Загорский понимал силу обстоятельств. Знал и то, что ни один суд