"Владимир Короткевич. Колосья под серпом твоим" - читать интересную книгу автора

брал большой раковиной воду и поливал Яне на живот.
- Дети, - прозвучал голос с обрыва, - хватит вам бултыхаться: верба из
ж... вырастет.
Над обрывом, возле груши, стоял белый старик, белый с головы до ног.
Стоял, опираясь на граненый черный посох с острым концом.
- Вылезайте, что ли?
- Они, дедуля, зараз! - крикнула Яня.
Взгляд деда сразу смягчился, как только он глянул на девочку.
- То ладно. Вылезайте. Я пойду.
Ребята молча оделись. Юрась и кругленькая Яня поднялись уже на откос и
исчезли за грушей.
- Вот и печку, в которой прошлым летом бульбу пекли, разрушил Днепр, -
пряча глаза, сказал Алесь.
Действительно, на откосе, на свежем обрыве, была видна только
неглубокая черная ямка.
Они все еще медлили, словно видели Днепр в последний раз. Алесь
поставил ногу на большую глыбу земли, косо сдвинувшуюся в воду и наполовину
затонувшую в ней.
На той части, которая еще оставалась над водой, спешили доцвести
гусиные лапки и желтый подбел. А их братья, под водой, тоже еще цвели, но
были бесцветными, словно их оставила жизнь.
У Алеся больно сжало горло.
- Идем, - тихо сказал ему Павел.
От груши к хате вела узкая стежка. По обе ее стороны чернела недавно
вспаханная земля, и слишком белыми и тоненькими казались на ней стволы
яблонь и вишен, побеленные известкой. Невесомый зеленый пух окутывал
деревья, и особенно серой и безжизненной выглядела в этом зеленом облаке
старая хата Когутов с надворными постройками, расположенными буквой "п".
Стены хаты, сухие, с глубокими трещинами, почти наполовину закрывала
надвинутая грибом стреха с таким толстым пластом смарагдового влажного мха,
что можно было засунуть в него руку почти по локоть.
Рябины и ирга буйными волнами перехлестывали через корявый плетень,
словно старались скрыть от людских глаз его уродство.
Над деревьями уже взлетали бронзовые майские жуки. Солнце клонилось к
западу, и в вечернем воздухе звучно щелкал клювом аист на стрехе сеновала.
Дед с младшими детьми сидел на завалинке, длинный, снежно-белый в своей
льняной одежде. Сад сажал он. В то время даже в богатом на сады Приднепровье
при каждой крестьянской хате было не больше трех-четырех деревьев. Был,
правда, приказ шляхетской рады, чтоб каждый сажал сады, но послушался его
далеко не каждый.
Дед сидел, бессильно опустив коричневые руки, а над его головой
недовольно басили майские жуки.
Невдалеке от него лежала на изрытой курами земле Курта. Лежала на боку,
тяжело отвалив набухшие, лоснящиеся соски, страдальчески смотрела на людей.
"Наверно, и не увижу, какие у нее будут щенки", - подумал Алесь.
Дед прорезал ворчливо-ласковым голосом тишину:
- Детки, Юрась сейчас огурцы польет, а вы сходите скиньте с сеновала
корове сена... Долго дождя нет, пасется-пасется, а брюхо пустое. Потом
поросятам бульбу посечь надо, Марыля сварила.
Мальчики молча пошли за хату. Дед сидел неподвижно и слушал, как