"Жанна Корсунская. У кого как..." - читать интересную книгу автора

покрывались изнутри инеем. Питалась картофельной шелухой и была худенькой,
как березка, которая росла рядом с избушкой. Так говорил папа.
Мама сразу поставила ему ультиматум: "Или я, или твои дружки". Дружки
постепенно и довольно быстро умерли. К моменту моего рождения остался только
один.
- Хорошо, что и он вскоре отправился за остальными, - говорила мама и
рассказывала историю про сорокаградусный мороз.
Кажется, я помню, как все было, хотя тогда мне исполнился ровно год.
В выходной маму вызвали на работу. Я осталась с папой. Он укутал меня
потеплее и взял с собой на день рождения к последнему другу.
Мне кажется, я помню широкую прокуренную комнату под высоким потолком,
запах квашеной капусты, пересыпанной не успевшим растаять льдом, зеленые
бутылки, густые задумчивые песни про нары и поезда, рассказы о выходе евреев
из Египта, о том, как расступилось море, и каждый, проходящий по дну его,
чувствовал разное. Кто твердо верил во Всевышнего, шел спокойно и
наслаждался великой картиной вздыбленных и замерших волн, а кто верил
меньше, того болтало и швыряло, а кто не верил совсем, тот захлебывался и
всплывал, но все же оставался жив.
Я помню, как папа снова укутал меня, положил себе на грудь, запахнул
пальто и понес домой.
Мама утверждает: человек не может помнить, что происходило с ним в
возрасте одного года. Наверное, она права. Мама всегда права. Может, я это
все придумала или представила, но только ощущение тепла и колыбели у папы за
пазухой, когда он нес меня в сорокаградусный мороз, щемящее чувство покоя,
неземного покоя, счастья и защищенности остались со мной навсегда.
Мама открыла дверь. Папа вошел. Распахнул пальто, бережно передал меня
маме и тут же упал, прямо у порога. Он был мертвецки пьян.
На следующую зиму последний друг тоже умер. Замерз пьяный в сугробе. А
папа жил много лет с мамой и со мной. И делал все, как она говорила.
Иногда на выходные мы выезжали к реке. Ночью, когда огромное небо
распластывалось над берегом, мы ложились с папой на прибрежный песок и долго
смотрели на звезды. Мама приносила нам толстый узкий матрас и ватное одеяло,
старательно укрывала, чтобы мы не простудились. Если бы не мама, мы
обязательно заболели бы ревматизмом или воспалением легких - ведь в Сибири
нельзя долго лежать на голой земле даже летом, но мама никогда не забывала
взять матрас и одеяло и укутать нас. Папа просил ее полежать с нами, но
матрас был узкий, едва на двоих...
Я смотрела на звезды, и мне становилось не по себе, когда я считала их:
даже моей очень способной вычислительной машине это было не под силу.
Запутывалась, что посчитала, а что еще нет, злилась, начинала сначала, с
другого конца неба... Тогда папа крепко прижимал меня к себе, гладил по
голове и рассказывал сказки из жизни древних евреев. Я забывала о подсчетах,
закрывала глаза и быстро засыпала, а папа еще долго купался в звездах.
Я знаю. Проснулась однажды. Он не заметил, что проснулась, а я смотрела
на него тихонечко. Мне тогда уже было лет четырнадцать, и я начинала
понимать некоторые вещи. Например, что мама купалась в реке, а папа - в
звездах...
Почему я стала дружить с Ди? Мы познакомились с ней первого сентября. В
первый учебный день в институте. Она привлекла мое внимание и любопытство
своей странной одеждой. Сине-зеленая юбка - ее любимое сочетание - и