"Жанна Курсунская. У кого как..." - читать интересную книгу автора

потной тетки, облаченной в несметное количество нарядов. Уступила место
папе, но заставить себя отвернуться так и не смогла. Да им обоим было все
равно. В эту минуту для них никого и ничего не существовало. Кроме них
самих, конечно. Я так никогда не смогла бы! Забыть... Отрешиться... А мама,
а десятки людей вокруг, а приличия?
Папа поцеловал глаза Ди. Словно вобрал в себя океан тоски, который
несколько секунд назад чуть не поглотил Ди. Сумасшедшими на полную катушку.
Потом он положил ее голову себе на грудь, гладил редкие золотистые кудряшки,
заправляя их за уши Ди, отчего сразу стало видно, какие у нее смешные
оттопыренные уши. Она всегда прятала свои уши. Ото всех. Только не от моего
папы. Наверное, они простояли бы так до конца жизни, но их разнял мужчина в
форме.
Ди больше не плакала. Наоборот - улыбалась дебильной улыбкой
счастливого ребенка, которому купили все, что он просил. Оттопыренные уши,
большие голубые глаза, очень курносый нос и маленькая розовая ладошка,
которой она махала нам, довершали картину сходства.
- Нашлись наконец-то. Не успела оглянуться - вас и след простыл! Уже
посадку объявили! - Мама внимательно осматривала нас с папой.
- Все в порядке, Зяма. У тебя два места, у нас с Эммой - по одному.
Итого - четыре сумки. Билеты в левом верхнем кармане, ты помнишь?
- Зачем? Ты помнишь. Разве этого не достаточно?
- Зямочка, не нервничай. Это также просто, как перелететь из
Свердловска в Ессентуки. Летишь себе и летишь. Кофе, чай, прохладительные
напитки... - Мама поцеловала папу, куда достала - в шею, взяла за руку, и мы
пошли по длинному темному коридору, в конце которого ярко светились
люминесцентные лампы.
Папа посмотрел на меня:
- Клиническая смерть.
- Это что значит?
Он редко говорил, а если говорил, то обязательно важное, таинственное и
непонятное. Ди всегда понимала его с полуслова. А мы с мамой никогда и
ничего. Даже с двадцати слов.
- Спроси у Ди.
- Ее больше нет.
- Спроси в письме.
- Я не хочу никому писать из-за границы.
- Тоже правильно. Умерла так умерла.
- Что вы оба несете! Чушь какую-то!..
Если бы я понимала, что несет мой папа! Хотя мама всегда утверждала,
что этого понимать и не нужно. Что это так же бесполезно, как, например,
считать звезды или семечки в гранате. Семечки в гранате я все же однажды
посчитала. Считать я умею отлично. Гранат было восемь. Разной величины и
разной формы, а семечек в каждом гранате 613. Ни больше, ни меньше.
- Шестьсот тринадцать еврейских заповедей, - удовлетворенно сказал
папа, - спасибо, Эмма, если бы не ты, я бы никогда в жизни не смог это
проверить.
Точно, папа после пятидесяти семечек сбивался, а я - ни разу. Мне было
двенадцать лет. После этого он и прозвал меня Эвээма.
Электронно-вычислительная машина. Я злилась сначала, а потом привыкла. Такой
у меня талант: все считать, высчитывать, просчитывать, продумывать. Мама