"Жанна Курсунская. У кого как..." - читать интересную книгу автора

важных мне слов. На этом вопросе мистические совпадения прекращаются...
Горячая мысль ударяет в висок: "Я должен увидеть ее! Увидеть - или
сойду с ума. Я должен увидеть ее живую, настоящую и убедиться, что все это
бред. Фантазия. Фантазия неудовлетворенной мужской плоти.. Желание
недостижимого..."
Чувство отчаяния и раздражения не покидает меня. Опять хочется
переброситься парой слов с кем-то реальным. Простым. Обычным. Но я давно
отпустил шофера. Запираю офис. Выхожу в ночь.
Продираюсь к машине сквозь снежную лавину. Ледяные колючие хлопья
приводят меня в бешенство. Мотор замерз и не заводится.
В конце концов, я могу лечь у себя в кабинете, а утром принять душ.
Есть еще как минимум семь часов крепкого сна...
Я должен выспаться. Выспаться и прекратить чтение этой галиматьи.
Забыть. Сжечь. Испепелить.
Можно взять такси. И поехать домой. Нора, наверное, уже спит. А если
нет? Вид у меня наверняка неадекватный. Вот уж точно, с кем поведешься...
Может, махнуть к Светке? Рассказать ей о посылке? Дать почитать?
Вновь открываю свой кабинет. Раздеваюсь. Иду в душ. Горячие струи
приятно согревают голову.
Стелю себе на диване. Ставлю будильник на восемь утра.
Очень хорошая идея - показать Светке. Рассказать ей, что Фира была
здесь месяц назад, что я помешался на ней, что я погибаю. Светка умная,
обязательно что-нибудь придумает. Спасет меня.
Непреодолимое желание заставляет встать, зажечь свет, подойти к столу и
снова взять в руки Фирины тексты.
"Гера, ты должен пережить это сам. Тебе будет непросто. Иногда отчаяние
может охватить тебя... Но ты справишься. Справишься сам. Сам все поймешь и
проживешь. Пожалуйста, не давай никому читать мои письма. Они принадлежат
только нам. Нам с тобой. Они только наши. Посторонний взгляд разрушит,
уничтожит их...
Ты ведь никогда ни с кем не советовался в отношении женщин, с которыми
был. Ты всегда все скрывал и умел сделать так, чтобы и женщины скрывали.
Тайны открываются только самими их носителями, когда последние облекают их в
живые слова. Не делай этого, Гера. Очень тебя прошу. Никто не знает имен
десятков твоих любовниц. Ты никогда не был мужчиной, который хвастается
своими подвигами. Даже в тесной мужской компании. Ты наслаждался женщинами и
хоронил эти наваждения в себе. Все окружающие могут только догадываться и
строить предположения. Но догадки и предложения - это ничто, это всего лишь
слова".
Откладываю рукопись. Ложусь. Укрываюсь мягким пледом.
"Завтра утром узнаю, когда есть ближайший рейс в Иерусалим" - это была
моя последняя мысль в ту сумбурную ночь.
Утром мысль о Иерусалиме не покидает меня. Привожу в порядок кабинет,
себя. Выхожу перекусить в соседнее кафе. Горячий кофе, заваренный так, как я
люблю, приятно бодрит. Смотрю на сонную толстую официантку - дочку моего
одноклассника, на яркие картины пляжей Коста-Рики на стенах, на белые
скатерти в красную клетку и вдруг осознаю, что не смогу поехать ни завтра,
ни послезавтра. Мне нужно как минимум две недели. Надо упорядочить дела,
назначить ответственных. Две недели, если буду работать, как вол, и не
читать по ночам Фирины послания.