"Виталий Коротич. Лицо ненависти " - читать интересную книгу автора

существенно улучшится". Но путь сотрудничества не самый популярный для
рейгановской администрации; вот они и стараются, то размещая ракеты, то
задерживая детей, обострять отношения с нами, считая, что так движение к
цели вернее. У каждого своя цель...
Написал я все это, перечитал и подумал, что получается не рассказ о
событиях, а комментарий к ним. К тому же кто-нибудь из знакомых американцев
непременно рассердится, из тех, кто считает, что его великая родина всегда
права. Володе я пока не помог, но показал, что его судьба нам небезразлична.
Как бы они - Мария ведь, кажется, еще в Америке? - не устроили ей по этому
поводу неприятностей. Моя давняя мечта жить в дружбе как можно с большим
числом людей в Штатах рушится постоянно: я сам подрываю свои шансы на
репутацию человека терпимого, образованного и не вмешивающегося ни во что. А
может быть, такая репутация не нужна? Настает время, когда в жизни как можно
чаще надо быть собою самим, но даже в разговорах на эту тему не все меня
понимают. Увы.
...Мария ждала на углу Первой авеню и 44-й улицы, прямо напротив здания
Секретариата ООН. Мы с ней не уславливались, но она знала, что я постоянно
выхожу в одну и ту же дверь - западную, а заседания оканчиваются около шести
вечера.
- Не сердитесь, что я вас преследую, - сказала она. - Но что мне
делать?
Я взглянул на нее внимательно и увидел, что эта совсем еще молодая
круглолицая женщина, такая домашняя по всему облику - даже одежда на ней
была наша, из дому, - находится на грани истерики. Так же, как она умела
плакать - всем лицом сразу, - так и истерика сейчас начиналась во всем ее
существе: и в глазах, и в суетливости ладоней; пальцы у Марии дергались,
завивая, спутывая бахрому брошенного на плечи платка, а глаза у нее были
раненые, как два маленьких озерца, налитые болью. Мария подошла ко мне
вплотную и сказала, глядя в лицо мне:
- Меня выгоняют из страны. Сказали, что сестра отказывается давать
гарантии за меня и подтверждать свое приглашение. Мне прекратили визу, или
как там это зовется, и велят уехать отсюда.
- А сын? - спросил я.
- Это я пришла узнать у вас, как мне быть с сыном! Его мне даже не
показывают. Вместо него со мной встречается какой-то адвокат с толстыми
книгами и говорит, что сын не желает меня видеть. Неужели нет закона, по
которому...
- Здесь другая страна и другие законы, - ответил я как можно
спокойнее. - Мне трудно быть экспертом, но вы сами приехали под
покровительство законов именно этой страны. Когда я обратился к нашим
специалистам, те мне ответили, что будут пытаться действовать через
Государственный департамент, но надежды мало, учитывая нынешнее состояние
советско-американских отношений.
- Да разве в зависимости от отношений...
- Именно, - сказал я. - Да, к сожалению. Мне сказали, что вы можете
возвратиться, есть решение на этот счет, и добиваться освобождения сына
через какую-нибудь здешнюю адвокатскую контору.
- Семен узнавал, - кивнула Мария. - Это дорого.
- Поищем вместе. А что Семен? - Я хотел перевести разговор на другую
тему, хоть понимал, что для Марии не существует других тем.