"Инна Яковлевна Кошелева. Пламя судьбы " - читать интересную книгу автора

ребенок обладать опытом сильного чувства.
Ни Синявская, ни Марфа Михайловна - никто на свете не подозревал, что
опыт был. Опыт долгого ожидания, опыт долгой и терпеливой любви, опыт
бесконечных мечтаний, заменявших жизнь. Никто не оценил еще по-настоящему
возможностей богатого воображения.

- Барин приехал! Барин! Молодой барин!
Носятся по двору слуги. Параша, спрятавшись за штору, смотрит, как он
выходит из золоченой кареты, как точными жестами распоряжается, куда отнести
сундуки, шляпные коробки, картины, статуи, упакованные в особые ящики,
похожие на деревянные клетки. Она видит его руки. Отшатнулась. Показалось
Параше, что смотрит он ей прямо в глаза. Нет, взгляд безразлично прошелся по
верхним окнам дворца.
Тайна лица... Отмытость, чистота высокого поблескивающего лба. В том
интересе, с каким Паша смотрела на барина, было что-то от непреодолимого
интереса к человеку, говорящему на другом языке. В движении губ, бровей,
глаз крылась тайна.
Граф ушел в свои покои, и это стало мучением Параши: хотелось вспомнить
лицо Николая Петровича, а она не могла. Представляла линию скулы. Щурились
синие с поволокой глаза. Взбегали на чистый лоб удивленно поднятые брови.
Подергивалась левая щека и подрагивали пепельные локоны. Но все это порознь,
все это не складывалось в таинственное прекрасное единство. Детали лица, не
лицо.
О, смотреть бы на него, смотреть не отрываясь. Сейчас, завтра, всегда.
И ничего больше на свете не надо.

Утром проснулась от удара счастья: он здесь. Он будет слушать, как она
поет; будет проверять ее французский, ее итальянский. От одной мысли, что
его взгляд остановится на ней, кружилась голова...
Но... Прошел день, второй, третий... О, как тянется время! У Марфы
Михайловны попыталась выведать, почему барин не занимается театром.
- Дело молодое. Ленится или гуляет.
"С Татьяной?" - заныло у Паши в груди.
- Впрочем, - добавила княгиня, - жаловался на хандру. Может,
недомогает.
Ему плохо, как ему помочь?
Наконец она столкнулась с ним. Увидев издали, заметалась. Вернуться,
убежать, свернуть. Куда деться в узком коридоре? Надо бы улыбнуться, да куда
там! Уперлась взглядом в малиновость бархатного шлафрока, не в силах поднять
глаз на светило свое. Остановился граф. Двумя душистыми пальцами коснулся ее
подбородка, обращая к себе пылающую девчоночью рожицу.
- Никак Ковалева? Хвалят тебя за прилежание.
И по тому, как прошел дальше через анфиладу комнат, поняла: не узнал.
Заметил, не более того. А что она для него и для его театра значит, не
понял.
Как, однако, дрожат коленки. И руки дрожат тоже.

Дальше было совсем непонятное. Молодой граф, от которого ждали действий
быстрых и решительных, укрылся от всех в дальнем флигеле и никому не
показывался.