"Инна Яковлевна Кошелева. Пламя судьбы " - читать интересную книгу автора

Позади долгая мужская жизнь и много побед сердечных, ибо среди
любовников он не последний и собой хорош весьма: и рост при нем, и лицо
правильное у него и чистое, и, главное, та почти женская чуткость (не
сказать - чувствительность), которая так привлекает слабый пол. Только вот
беда: чем больше побед, тем сильнее каждая напоминает поражение, ибо итог
каждой новой связи - грусть, разочарование и еще большее одиночество. Сладки
женские ласки, но сладкое приедается. Острота достигается переменами. То
одна, то другая, а в конце все одно.
Вот недавно в Париже сколько сил потратил на красотку, чтобы убедиться:
своя, кусковская, девка не хуже. Да что там не хуже? Много лучше! Танцорка
из Гранд-опера все карманы его выворачивала в поисках денег, прежде чем
позволяла добираться до своих сомнительных прелестей. Худа, костлява... То
ли дело Беденкова! В жизни спокойна, в ласках горяча, поет - тихий свет
струится из серых больших глаз. А главное, принадлежит ему от рождения и по
склонности.
Но сейчас граф не хотел думать о Беденковой. Брюхата. Дело обычное,
дело житейское. Чьи девки не тяжелеют от барина? Дите он пристроит, Таню
выдаст замуж. На сцене (да и не только на сцене) заменит ее Анна Буянова,
красивая, лихая девка. Нет, лучше не вспоминать и не загадывать, ибо на дне
всех этих мыслей - противное недовольство собой. Грех - всегда грех. Он
легко забывается в ранней юности, а сейчас трудным упреком ему и вздернутый
к носу бабий живот, и несчастные, тупые бабьи глаза. Душа - христианка, от
нее не уйти...
Он устал от непосильной ответственности перед собой. А ведь есть еще
другая ответственность - перед Историей, оттого, что родился Шереметевым.
Дед - известный сподвижник Петра Великого - спасал Россию от шведов. До того
предки бивали татар, ливонцев. Отец - и воин, и незаменимый человек при
дворе государыни Екатерины. Он же не может быть ни полководцем, ни, увы,
царедворцем. Его поприще - музыка. Она одна способна занять его и захватить.
Но музыка в глазах высшего общества - занятие не слишком достойное.
Развлечение, пустой звук, не только не дело, но вроде как и порок. Нет,
когда ради забавы или в отрочестве для развития чувств, то ничего, сама
императрица поощряет домашние театры с балетом и оперой. Но всерьез...
Сколько он убеждал батюшку, что в Европе на искусство смотрят совсем
по-иному, считая его такою же необходимостью, как хозяйствование. До конца
не поверил отец, хотя и позволил осуществить затею с небывалым театром и
даже пообещал еще раз заманить матушку Екатерину в Кусково. "Ладно, -
сказал, - готовь торжество, как в Версале". Николай Петрович взялся за дело
горячо и тут же ощутил вязкое сопротивление всех и вся - такова русская
действительность. Как только начинал говорить кому-либо, даже другу юности,
рассказывать о французских театрах, взявших на себя смелость отражать
реальную жизнь и даже влиять на нее, глаза собеседника становились пустыми.
Многие по-прежнему путали театр с бессодержательными живыми картинами. О
присутствии духа, души в игре актеров здесь и не подозревали.
Тут-то и напала на Николая Петровича хандра, с которой он тщетно
боролся половину марта и весь апрель, да так в конце концов и сдался ей.
Иные дни не брился, не снимал шлафрока и не смотрел на себя в зеркало.
В музыкальной гостиной скучала по хозяину виолончель, а в маленькой
комнатке на антресолях дворца билась над вопросом "почему бездействует
барин?" отроковица Параша.