"Инна Яковлевна Кошелева. Пламя судьбы " - читать интересную книгу автора

помещению, которое не назовешь "залой", и к простоватому шумному зрителю, и
к диким обычаям малознакомой страны. Батюшка и дед, старый граф Борис
Петрович, всегда восхищались директорской женой немочкой Паггенкампф,
которую все звали на русский манер Поганкиной. А на расспросы, чем та была
хороша, ответа дать не могли. Ничто не свидетельствует о том, что она
потрясала души. Была белокура, миловидна, воздушна. Умела красиво носить
тунику, обнажая ножки, и вообще искусство представлять понимала как
искусство показывать свои женские прелести. Никаких чувств, мыслей, даже
простого развития событий от того действа не требовалось.
Дегтярева же и смотреться не может, не грациозна и громоздка, а уж
изобразить страдающую, любящую женщину ей и вовсе не под силу.
Только Парашенька из всех его актрис и актеров старается выразить то,
что происходит с душой героини. Каким-то неведомым путем идет она вослед
французским актерам, рассказывающим зрителям, чем живет сердце.
Кстати, а чем оно живет, ее сердечко?
Он не сознавал того, что это его интересует ничуть не меньше, чем
предстоящая работа над новой постановкой.
Не думал, почему он так радовался, когда говорили о чистоте и детском
неведении Параши. А была тому причина.
Начать с начала: создать свою женщину - именно ту, которая нужна, -
после бесчисленных разочарований во встреченных ранее... В каждом зрелом
мужчине, задержавшемся со строительством семейного очага, живет мифический
царь Кипра Пигмалион, ожививший статую Галатеи - воплощение мечты, идеала,
не обнаруженного в жизни. Девочка - завтрашняя женщина, а сегодня еще ничто,
которое ты можешь сделать всем по своему разумению, по своему чувству. Твое
творение, и потому особенно близкое и дорогое существо.
Ему нравилось, что она бессребреница. Ни разу ничего не попросила - ни
рубля; ни побрякушки. Другие актрисы чуть заметят к себе внимание, сразу
начинают либо слезами, либо смехом подталкивать: награди, подари. И это даже
без всяких постельных дел, они - случай особый. Конечно, Парашенька - дитя,
но и ребенок иной пытается выпросить куклу. У этой же нет корысти в натуре и
мысли не тем заняты. Такая если полюбит, то без лжи. В поступках, словах ею
движут не корысть и не коварство, а подлинное чувство.
Вернуться к собственной юности, доверчивой и романтичной... Мечты о
такой романтической и высокой любви были задавлены горьким опытом, но вот...
Оказывается, то, что дано Господом изначально, не исчезает и возрождается,
словно феникс из пепла, при первой возможности, при звуках жемчужно-светлого
женского голоса.
И еще одно очень тайное, необъяснимо-странное, возникшее на изломе
природных мужских желаний. В Параше совмещалось несовместное. Невинность,
нетронутость возрастом: кожа без намека на морщинки или отечность, детские
припухшие губы, тонкие руки... И - взрослая зрелость чувств. В этом
скрещении противоположностей открывалось для Николая Петровича переживание
такое острое, что хотелось еще острее, до невыносимого. Выявить это
несбыточное скрещение - одеть отроковицу в женские одежды, вменить ребенку,
девочке слова о страсти. И... Погибнуть, пропасть самому.
Открывалась в этом выверте приговоренность узнать, понять ту, что
задела, ударила своим пением. Сбила с ног...

Он волновался перед первым занятием с удивительной своей ученицей, но