"Инна Яковлевна Кошелева. Пламя судьбы " - читать интересную книгу автора

- Как же тогда с идеалами вольности и равенства, которые императрица
сама провозгласила вослед Вольтеру и Дидро?
- Пикантные извороты досужей мысли... А уж после "маркиза" Пугачева и
вовсе... По мне что Спарта, что Афины, лишь бы все оставалось как есть.
- Зачем тогда провозглашать высокие истины?
- А затем, что слова "равенство", "свобода" звучат поприятнее, чем
"ложь", "рабство"...
- И только-то? Но... Представьте себе, что вы родились не графом, а
одним из тех, кого можно... вот так послать погулять. А при случае - и под
плети. Какая, однако, боль и несправедливость!.. Душа та же, суть та же...
- А ты представляй, что ты граф! Не раб - господин! Только дурень не
понимает, что несправедливость всегда допустима, если доставляет выгоду! Вы
бы, сударь, лучше помнили: от рождения владея рабами, вы управляете частью
империи. И держать их в руках - ваш долг. Дурень!
Ярость перехватила горло Николаю Петровичу - какое безверие, какое
высокомерие! Цинизм какой!
- Да, я дурень! Потому что считал: положено иметь убеждения, из которых
дела вытекать должны.
Но и старый граф был охвачен гневом. И, как обычно в такие минуты,
желание поиздеваться над собеседником, "потоптаться" на нем взяло верх над
логикой и разумом.
- Зачем же, позвольте, убеждения, коли есть соображения? Соображения же
твои такие: Пашку очередной своей отрадой сделать и, пользуясь тем, что
девица не дура, обставить все самым возвышенным образом. Ах, романтизм
какой! Ах, как равны-то все... Ах, певица, ах, репетиции, ах, лилии - цветы
невинные... А сам на нее смотришь, как кот на сметану... И во дворец
надумал, поближе к спальне...
- А это уж дело мое, и ничье более!
- Заблуждаетесь, сын мой! И мое! Не позволю девицу переводить во
дворец, пусть остается во флигеле. Как могу уйти на тот свет, зная, что
наследник брюхатит своих актерок и не живет христианином, с женой и детьми?
Хватит!
- "Христианином"... Из-за вас маменька столько слез пролила, вновь и
вновь принимая побочников на воспитание!
- Не сметь покойницу трогать! Ты ее не стоишь!
- И вы не стоите! - с этими словами Николай Петрович так хлопнул
дверью, что из ближайшего окна посыпались стекла. А Петр Борисович отвалился
на спинку кресла. Дурно ему стало. Душно.
- Лишу наследства, - хрипит. - Всего лишу. Господи, за что караешь?
Варвары нет, Анны нет... А этот... Этот... Прошка! Прошка, капли сердечные!

Параша и впрямь гуляла у пруда, как велел старый барин. Не приказал
даже, попросил; надо срочно поговорить с сыном. Знала ли, что разговор о
ней? Не знала, но чувствовала необъяснимую тревогу. И уж совсем испугалась,
увидев бегущего к ней Николая Петровича. Побелевшее лицо дергалось, движения
были размашистые и вразброс, будто махал издали кому-то руками.
- Ковалева! Ковалева! Парашенька! Собирайся, едем!.. Иди переоденься.
Что-нибудь поярче.
И тут же поспешавшему за ним лакею:
- Беги на конюшню. Двухместную карету! В Москву! Да живее!