"Инна Яковлевна Кошелева. Пламя судьбы " - читать интересную книгу автора

За кустиком таяся,
Иванушка сидел,
И тамо, мне дивяся,
Сквозь веточки глядел.
А утки-то кря, кря, кря,
А гуси-то га, га, га.

- Смешная песенка, - улыбнулся граф. - Озорная.
Музыка... Не скрипки, конечно, а трубы и барабаны. Карета проезжала
через военную слободу. На берегу Яузы идет гулянье, танцы, променад. Бравый
юнкер послал Параше воздушный поцелуй, и граф, нарочито сердясь, опустил
шторку.
И сразу исчезла непринужденность. Таинствен блеск глаз. Параша
осторожно отодвинула уголок занавески, чтобы впустить в карету солнечный
луч.
...Все вдруг стало в молчании так просто, так ясно, как в том ее сне в
библиотеке, который был равен яви. Вот и явь теперь равна сну. Она смотрит
на него, потому что смотреть - радость и удовольствие. Полная открытость,
доверие, нескрываемое любование дорогим человеком и детский почти восторг от
того, что свершается вымечтанное, потаенное, невозможное. А он снова, словно
прося защитить от бед, положил голову ей на колени. Параша гладит и гладит
светлые кудри, а после, благоговейно приподняв его лицо, целует лоб, глаза,
ресницы. Сколько прошло времени? Мгновению следовало остановиться и лошадям
замереть, но они уже въехали в первопрестольную. Виден Кремль, звонят
колокола, рыночные торговцы предлагают разную снедь, нагло заглядывая в
оконце, пристают бараночники.
Проехали театр Медокса.
- Вот и Грузины, - сказал Николай Петрович. - Приехали.

В окраинном ресторане графа провели в самый дальний, затененный угол.
Здесь на большом диване так естественно было сесть близко, плечо к плечу,
нога к ноге. Вот рука его ласково обвила ее шею. От этого и от шампанского
пошла голова кругом, а уж от хора... Что-то внутри сдвинулось, и стало Паше
так хорошо, как и не может быть на земле человеку.
Граф оказался в ресторане самым почетным гостем. И Парашу не обошли
вниманием красивые парни с гитарами: ей, только ей дарили они надрывные свои
напевы. По малейшим ее движениям угадав редкую музыкальность, они
вдохновлялись все больше. А она разгоралась в ответ.
- Не цыганка ли, не наша ли барышня? - спросил молодой певец в красной
атласной рубахе.
- Ваша, сердцем ваша, - неожиданно бойко, раскованно ответила Паша.
А уж когда она сначала подключилась к мелодии, а после перехватила ее и
повела, восторгу хозяев не было предела. И величальную ей спели, и танцевали
около стола в ее честь с особым запалом. Николай Петрович смотрел на нее с
удивлением и восхищением и видел, как на глазах рождалась какая-то особая,
не поддающаяся обычным оценкам красота, которая, как и цыганская, может
приколдовать, увести невесть куда, сгубить. Глаз нельзя было оторвать от
пылающего, яркого, каждую секунду меняющегося лица, от угловатых и ритмичных
ее движений.