"Инна Яковлевна Кошелева. Пламя судьбы " - читать интересную книгу автора

А Зубов вдруг по-детски доверчиво сказал Шереметеву:
- Академиков сих побаиваюсь. Боюсь проявить свою несообразительность и
прослыть глупым. А карточное дело придется освоить, ибо должен я каждый день
составлять компанию государыне. По утрам играем на интерес во что-либо
простенькое. Вечерами же на двух столах в "макао". Выигравший черпает
ложечкой бриллианты из шкатулочки, - Зубов сглотнул слюну, и глаза его стали
грустными. - Ни разу не довелось, но главное перед светом... Поможете мне
советом или партнерством?
- Охотно. Однако же сейчас...
Яшвиль не дал закончить, снова потянул графа за локоть и в сторонке
горячо зашептал:
- Ты редко появляешься в Москве. Второго случая такого не будет. И если
позволишь... Дама поймет. Где она? Здесь о певичке из твоего театра ходят
слухи...
"Неужели уже о ней?" - подумал Николай Петрович и, видно, резко
изменился в лице, потому что Яшвиль осекся.
- Все. Молчу, молчу, - глазами показал в сторону Зубова. - Верь мне,
это судьба.
Николай Петрович путано объяснял Параше, почему должен срочно покинуть
ее. Что-то о картах, что-то о карьере, что-то о мужской дружбе... Сбивался
под ее взглядом, начинал сначала. Параша молча поднялась, спокойно и ласково
поблагодарила цыган и вышла.
Граф был в растерянности. Подсаживая в карету и целуя руку, спросил:
- Где будешь ждать меня? На Никольской? На Воздвиженке? - и только
спросив, спохватился, что в Москве с ним она в первый раз, что вообще не
знает порочного языка его прежних связей, что все другое, другое...
Расширились темные бездонные глаза, вспыхнули щеки Параши.
- В Кусково! И быстро! - так властно это было сказано, что кучер рванул
с места.
- Постой! - а громко кричать Шереметеву неловко.
Дернулось лицо графа, провожавшего глазами быстро удалявшийся экипаж.
Играть в карты ему хотелось еще меньше, чем минуту назад.

В карете за опущенной шторкой Параша дала волю слезам. Она даже
прилегла на сиденье, потому что плакать всегда лучше лежа. Бархат
подлокотника стал мокрым, глубинная сладость рыданий исчерпалась, уступив
место противной, тянущей душу пустоте, а Параша все гнала от себя мысли о
том, что произошло и что будет дальше.
Но вот кучер Игнат остановил тройку, чтобы зажечь каретные фонари,
стало совсем темно. Параша поднялась, откинулась на спинку и застыла.
Почему она ослушалась господина? Что оскорбило ее? Зачем все эти слезы?
Она не могла бы ответить себе на эти вопросы внятно. В рамках
привычного, того, что она видела каждый день, ответа и не было. Николай
Петрович - хозяин, его желание - закон. Вот захотел он ей сделать приятное -
привез к цыганам, был внимателен. А после занялся своими делами, отодвинув
ее с дороги. Его право. Ее долг - повиноваться.
Но под этим внешним происходило нечто очень важное и совсем другое. И
там многое решала она. Он спрашивал, она отвечала. Он просил о любви, она
соглашалась. И... Вдруг отношения перешли во внешнюю, всем видную плоскость,
где у нее нет воли, нет прав... Как с куклой. Нет, с куклой она никогда не