"Сергей Костин. Пако Аррайя: В Париж на выходные" - читать интересную книгу автора

тяжелым покрывалом с желтыми цветами на синем фоне, и главным моим занятием
в эти минуты было не дать проявиться картине, сотни раз прокрученной через
сознание - и через подсознание, в тысячах кошмарных снов. Из этого липкого
оцепенения меня вырвал телефонный звонок.
Как раньше люди жили без мобильных телефонов? Тебя можно было
локализовать, как только ты говорил "Алло!" - сразу становилось ясно, в
какой ты стране, в каком городе, в какой гостинице или конторе. А так,
поскольку у моего мобильного номер, естественно, нью-йоркский, Джессика -
это моя теперешняя жена - думает, что я говорю с ней из Рима, Лондона или
Вены, хотя я в это время могу находиться в Алжире, в Москве или в Израиле.
Так и сейчас - кто бы мог предположить, что я, будучи в Париже, сижу в
номере задрипанного отеля за 50 евро?
На самом деле у меня два мобильных. Один - тот официальный,
нью-йоркский - звонит ре-минорной токкатой Баха. Ну, все ее прекрасно
знают - так через Иоганна-Себастьяна Господь напоминает нам о неминуемой
смерти и предстоящем Страшном Суде. Второй, с французским номером, я взял по
приезде.
Во Франции, в отличие, например, от Греции, где я был в прошлый приезд
в Европу, вы не можете совершенно анонимно купить в любом магазине
SIM-карту, вставить ее в свой - или другой, купленный для этой цели, -
телефон и получить таким образом местный номер, который нужен только на
время операции. Здесь, чтобы вам дали право обзавестись собственным
мобильным средством связи, нужно предоставить больше документов, чем в
Штатах при получении банковского кредита - включая последний счет за
электричество на ваше имя. Я совершенно серьезно говорю! Поэтому для
конспиративных контактов мне приходилось брать сотовый телефон на прокат.
Этот телефон играет Моцарта, и его номер я сообщил только своему связнику в
Париже, Николаю. По этой причине началом увертюры из "Женитьбы Фигаро" я за
эти сутки насладился лишь однажды. В основном объявлялся Бах, как и сейчас.
На этот раз звонила Элис, моя ассистентка. Они теперь не любят, чтобы
их называли секретаршами, хотя, по-моему, ничего уничижительного в этом нет.
Но я эту условность принял и теперь всем представляю ее как свою
ассистентку.
Я взглянул на часы - ровно два. В Нью-Йорке - восемь утра. Элис всегда
приходит на работу в восемь, даже когда я в отъезде.
- Пако? Слышите меня?
- Э-лис! Э-лис!
- А вот, вот, сейчас хорошо слышу!
Я знаю, почему она плохо слышит. Сидит, откинувшись в офисном кресле на
колесиках, руки на клавиатуре, трубку прижимает к уху плечом. Она без дела
не сидит: или печатает, или гуляет по интернету, или в руке у нее бумажный
стаканчик с кофе. И все это время параллельно говорит по телефону. Надо
сказать ей, чтобы купила себе гарнитуру, как у операторов телефонных
станций, диспетчеров или работников справочных служб.
Элис - двадцатисемилетняя совершенно восхитительная мулатка, похожая на
Уитни Хьюстон. У нее шелковистая кожа цвета молочного шоколада, изумительной
формы нос и - единственная негритянская черта ее лица - чуть оттопыренная
чувственная нижняя губа. Волосы у нее завиты на африканский лад и торчат во
все стороны, но так сейчас ходят и датчанки. Одевается она, не думаю, что в
магазинах на Мэдисон-авеню, но с какой-то изысканной простой элегантностью.