"Анатолий Костишин. Зона вечной мерзлоты " - читать интересную книгу автора

дверь, к чему задавать такие глупые вопросы.
- Заступился и заступился, - психанул я. - Не устраивай мне допроса.
Комар в нерешительности застыл передо мной.
- Спасибо, Тихий! - сказал он нервно. - За меня никто еще не
заступался. Чморить - чморили, а вот заступиться...
- Значит, я первый, - ответил ему я.
И вроде бы ничего особого не изменилось в наших с Валеркой отношениях,
но они перешли в другую, более доверительную стадию развития. Почему - я не
знал, просто смутно чувствовал, что Комар настоящий друг.
Всю следующую неделю Буек, завидев меня и Валерку, неприятно улыбался,
и его лыба нас нервировала.
Здесь небольшое отступление. После уроков Матильда попросила меня
остаться.
- Как книга? - тихо спросила она меня, словно боялась, что нас могут
услышать.
- Пишется, - коротко ответил я.
- Если ты хочешь сделаться писателем, ты не должен стать мелким
торгашом словами. Самое главное - это понимать, что люди думают, а не то,
что они говорят. Что может быть хуже писателя, которому нечего сказать, -
патетически заключила она. Ее лицо стало чрезвычайно строгим, как на
утреннем построении.
- Матильда Дмитриевна, я скоро дам вам прочитать доклюшкинский
период, - заверил я. - Только моя книга не будет веселой. Сегодня утром я
задал себе вопрос, - сбивчиво принялся я объяснять, - жил ли до сих пор я
или это было существование?
- И что?
- Думаю, что жил, - я слабо улыбнулся, - и сейчас живу, и думаю, что и
для будущего я еще не потерян.
- Это осмысление, это хорошо, - восторженно произнесла Матильда, глаза
ее загорелись. - Главное, не останавливайся, обязательно пиши, - ее лицо
стало задумчиво-сосредоточенным. Губы дрогнули, словно от боли. - Мой
покойный сын тоже писал книгу, она так и осталась у меня незавершенной.
Меня словно по голове ударили кувалдой. Я не мог поверить, что у
Матильды был сын, это как-то не вязалось одно с другим.
- Что с ним случилось? - хриплым голосом спросил я.
- Афганистан, - Матильда беспомощно разжала и снова сжала в кулак руку.
Ее лицо, не отличавшееся яркостью красок, стало совсем серым, каменным.
Мое сердце переполнилось болью, в горле стоял комок. Я словно
почувствовал всю глубину одиночества Матильды и ее отчаяния. Я сбивчиво стал
ей рассказывать о книге, что она меня засосала, словно трясина. Мой мозг
кишел образами, сце ойРвозгР:ишелРвбразамиЬ AцеП=амиЬ
4ействиямиР8РвниРBоропилисьР1ытьР2ыложеннымиР=аР1умагуЮ нами, действиями и
они торопились быть выложенными на бумагу.
Когда я закончил говорить, то увидел на глазах Матильды слезы. Я
ошеломленно смотрел на любимую учительницу и не мог понять, что с ней?
- Матильда Дмитриевна, - робко спросил я, - что с вами?
- Ничего, - она уже платком вытерла слезы. - Я счастлива, что у меня
есть такой ученик, как ты. Пиши свою книгу, я тебя умоляю. Эта книга вылечит
тебя, - уверенно произнесла она, и счастливо улыбнулась.
- От чего? - непонимающе нахмурился я.