"Анатолий Костишин. Зона вечной мерзлоты " - читать интересную книгу автора

Иногда мать пренебрежительно называла отца "слюнтяй". Меня так и
подмывало кинуться на защиту отцу и крикнуть, что он никакой не "слюнтяй".
Бывало я даже уже открывал дверь, но мать грозным взглядом останавливала
меня: "Выйди и не мешай нам!".
Я, загипнотизированный ее властным окриком, покорно уходил в свою
комнату и тихо плакал от распирающей меня обиды. Никто не собирался меня
утешать, это не принято было делать в нашей приличной семье.
Я помню отца, вечно читающим газету, она заслоняла его от меня и я,
огорченный его неприступностью, приставал к нему и канючил до тех пор, пока
он не выпроваживал меня, зареванного, из комнаты. Отец был высоким, статным,
красивым, с шевелюрой седых волос. Он любил сидеть возле окна, наклонившись
чуть вперед, подперев голову руками, задумчиво смотреть в окно.
Отец был из той породы людей, которых ничего не стоило рассмешить, но
очень трудно вывести из себя. Когда у папы заканчивались аргументы, он
беспомощно восклицал: "Ну, Рита, но ей же богу, что ты делаешь?!" - и это
было самым страшным ругательством. Но были моменты, когда мать выводила
отца, и он по-настоящему сердился. Его гнев, как неизвестно откуда
вырвавшееся пламя, мог в один миг испепелить весь дом. Это было крайне
редко, в такие моменты мать отца безумно боялась и пискляво кричала:
"Ванечка, я же хотела как лучше!". Отец, еле сдерживая себя, выдавливал из
себя грозное: "Молчи, Рита!", и она покорно кивала головой и молчала. Но как
только гнев отца улетучивался, мать с удвоенной энергией принималась его
пилить, словно мстила ему за минуты своей вынужденной покорности.
Однажды отец пришел с работы навеселе, чего раньше за ним не
наблюдалось. Это удивило и мать, она растерялась и даже не приставала к
нему, как обычно бывало. Отец купил мне кулек шоколадных конфет, сыпал
анекдотами, таким веселым он мне даже очень понравился, чего не могу сказать
о матери. Ее лицо, передернутое нервной гримасой, выдавало целую гамму
отрицательных чувств, отец никак не реагировал на ее колкости. Тогда я
впервые услышал от него слово "развод". Его голос звучал сухо, в нем
проступили непривычная для него уверенность и твердость.
- Да с радостью, - холодно отозвалась мать. - Но только запомни,
Евгений тебе не достанется, только через мой труп!
- Рита, давай без истерик, - отец старался говорить мягко, пытаясь
избежать скандала, но было уже поздно, машина была запущена.
- Ты ничего не получишь, - взвинчивая голос продолжала мать (я был
уверен, что она очень прямо стоит посреди комнаты, скрестив на груди руки).
Лицо отца было застывшее, белое, казалось, он разучился говорить.
- Ничего, - наконец, выдавил он из себя, и в их комнате повисло
тягостное долгое молчание. Я был уверен, что отец хотел прибавить что-то
еще, видимо, очень грубое, но сдержался и сказал примирительно, с
хладнокровным отчаянием пьяного человека: "Так нельзя, Рита".
- А как можно, - победоносно язвительно спросила мать. - Ты мне всю
кровь выпил, - и пошло-поехало по уже проторенному сценарию.
Не знаю, что происходило в их комнате, но отчетливо помню, что отец
просил у нее прощения. После этого случая мать полностью взяла власть в свои
руки. Отец стал молчаливым приложением в нашей квартире, как мебель,
картины, хрусталь. Было такое чувство, что мать окончательно сломала его в
ту ночь. Наложило это отпечаток и на наши взаимоотношения.
Мой дом - клетка. Я не хочу быть ручным попугаем Кешей. Его выпусти на