"Александр Костюнин. Орфей и Прима (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

А на улице терпкая октябрьская темень.

Мы ждали. И кричали. Фомич дважды бегал до дальней делянки. Звал,
трубил, стрелял в воздух - напрасно. Кобель не вернулся. Николай бросил под
куст свою фуфайку - родной запах.
- Поехали домой. Его так просто с гона не снять - вязкий, непозывистый
гончак. Ничего, нагоняется - придет! Не первый раз.

***

База встретила нас притихшей.
В наше отсутствие Прима щенилась и сейчас, забившись в конуру, устало
облизывала свои родные мокрые комочки. К нашему появлению она отнеслась
равнодушно, а сама при этом словно ждала кого-то. Беспокойно вытягивала
морду кверху. Принюхивалась.
Фомич присел на корточки рядом и, ласково заглядывая ей в глаза,
потрепал за загривком:
- Придет твой Орфей, не горюй. Куда ему деться? А этих щенков никак
оставлять нельзя - сама понимаешь. Осенний помет у породистых гончаков
сохранять не принято. Таких собак ни на выставку, ни на полевые состязания
не предъявишь - засмеют. Самое главное - их не продать потом. Мне от вас с
Орфеем щенки нужны весной. Саша, посвети.

Он передал мне керосиновый фонарь.
Сам поманил Приму куском сахара. Та недоверчиво высунула голову из
будки. В ногах у самки беспомощно копошились детеныши. Один, что покрепче,
сосал маткину грудь, для удобства забравшись поверх братьев и сестер. Другие
по интересам и природной силе: кто беспомощно попискивал, слепо хватая
ротиком воздух, в поисках желанного соска; кто безмятежно посапывал,
прижавшись к теплому, как лежанка, животу матери.
Теперь ее высасывали семь ртов, и природа понуждала восстанавливать
силы.
- Прима, на-на!
Собака подалась из конуры. Сосок коварно ускользнул изо рта у крепыша.
Щенок заскулил.
Николай, ухватив за ошейник, перевел собаку из вольера в соседний,
наглухо сколоченный дощатый сарайчик, поставил перед мордой миску
геркулесовой каши и плотно закрыл снаружи дверь.
Сука, почуяв недоброе, завыла.
Фомич, глухо матерясь, опустился на колени рядом с будкой и на ощупь
стал вытаскивать теплые комочки, один за другим, укладывая их в голубое
эмалированное ведро, в котором обычно кормил собак.

Звериный вой суки будоражил ночную тьму.
Прима бесновалась, кидалась на глухую к ее горю дверь сарая, ударялась
в нее всем своим телом, падала, поднималась, снова и снова билась, но ничего
не могла исправить.

Щенки, безмятежно жмурясь, возехались на дне ведра, сытые, притихшие,
не ожидая от жизни ничего, кроме хорошего.