"Александр Костюнин. Сплетение душ (Повесть-хроника)" - читать интересную книгу автора

Мать недолго дала полюбоваться. Разрушила всю эту красоту, положив
начало многолетней заготовке пуха для семейных подушек.
Ну никакой поэзии...

Не только отец любил охоту.
В доме напротив жил человек, для которого из всех времён года
предпочтительней всего была осень: с зябкими туманами, слякотью, дождевой
изморосью, с увядающей осенней красотой леса и надёжным охотничьим ружьём.
Его звали Кокин Александр. Он с войны вернулся инвалидом: вместо левой
руки - культя, почти по локоть. Вот это "почти" как раз и служило ему тем
местом, куда он бросал ружьё при выстреле навскидку.
Сашка Кокин был на десять лет моложе отца. Среднего роста, сухощав,
подвижен и горяч, особенно на охоте. Он был "затяжным" гончатником. И,
видно, за верность страсти судьба подарила ему гончую, какие на век
рождаются единицами. Не забуду её никогда. Выжловка, двух осеней, по кличке
Эльма. Взята была щенком. Работать начала с шести месяцев. Крепкие, в комке,
лапы, хорошо развитая грудь не знали "стомчивости". Чутьё, как бритва, не
оставляло ни зайцу, ни лисе шансов оторваться ни в июльскую жару, ни в
дождь, ни в январский мороз...

На дворе грибной сезон. Мы с матерью решаем прогуляться до ближней
опушки. Мать в положении и далеко заходить в лес побаивается. Год на грибы
выдался на редкость урожайный. Я хорошо помню это место: белые грибы с
одноцветными тёмными шляпками выстроились нам навстречу семьями по шесть -
десять штук, будто на плантации. Их количество даже для этих богатых мест
было необычным. Мать, истолковывая это обстоятельство по-своему,
беспокоилась:
- Быть опять войне.
Наполнив наши неёмкие прогулочные корзины, мы вернулись домой.
Отец урожаем грибов заинтересовался, и на следующий день мы уже втроём,
с Кокиным, пошли на то же место. Решили взять с собой Эльму: пусть
разомнётся - охота на носу.
Приходим. Грибов не стало меньше. Начали с азартом собирать. Выжловка
ртутью разливается по мелочам вдоль лесной опушки. Мужики, собирая грибы,
невольно посматривают за гончей.
И вдруг Эльме как на лапу наступили.
Она взвизгнула - и началось... Мужики, не сговариваясь, кинулись в
разные стороны выбирать лаз. Меня оставили невольным заложником корзин.
Одного - дрожащего от возбуждения. Гон стал удаляться, но не в сторону
полевых просторов, а завернул в лесной массив.
Стало ясно - беляк! Он пытался сбить гончую со следа, но Эльма, не дав
ему использовать свои уловки, выжала зайца на край опушки. И тогда он,
лишённый выбора, под энергичным натиском выжловки, утратив всякую
осторожность, вылетел прямо на нас, воспринимая охотников как меньшее зло.
Сегодня его расчёт был верным. Тут же, как по нитке, появилась Эльма и, не
удостоив нас взглядом, не реагируя на наши подбадривания, обдав горячим
дыханием, промчалась следом.
Вечерело. Лес постепенно терял очертания. Мы стали остывать и вроде
даже устали. От чего? От топтания на месте? От страсти, не находящей выхода?
Заяц, проходя несколько раз у места подъёма - лёжки, переместился