"Олег Котенко. Тернистые дороги времени" - читать интересную книгу автора

заказу из толстенного пуленепробиваемого стекла. Он был прозрачным, только
слегка серебрилось защитное покрытие с той стороны: чтобы свет не слепил
глаза. Внутри творилось нечто невообразимое, опять же для глаз "штатского".
Стальная камера, размером с три "Волги", выстланная изнутри свинцом и
тонким слоем, сантиметра в три-четыре, вольфрама. Сама сталь также
располагалась в два слоя, а между ними - шуба из огнеупорной глины. Вот
так выглядит установка Грушницкого, если не учитывать паутины проводов,
труб и трубочек, оплетающих камеру со все сторон, и стройных рядов
индикаторов, расположенных чуть поодаль. Сейчас камера содрогалась от
мощных ударов изнутри. Через прозрачный экран был виден багрово-красный
жгут, скрученный из множества пылающих нитей. Жгут неистово бился в
камере, словно буйнопомешанный, запертый в палате не привязанным. Даже
толстый бетонный пол, уходящий фундаментными корнями глубоко в землю,
мелко дрожал под ударами вихря.
"Один, - Грушницкий в задумчивости потер подбородок, - не так уж и
опасно. Во всяком случае, могло быть и хуже". Щелкнув парой тумблеров -
электронике Грушницкий не доверял - он ухватился обеими руками за
массивный рубильник. "Младшие научные" тут же выстроились по закрепленным
за ними местам, ухватившись за разноцветные рукоятки.
- Готовы? - крикнул Грушницкий, оглядываясь по сторонам. Ответом было
дружное напряженное молчание. Укоряюще покачав головой, Грушницкий дернул
рубильник вниз, подержал так несколько секунд и вернул в прежнее положение.
В камере установки за эти секунды произошла целая вереница событий:
сперва стеклянные экраны заволокло синим туманом, потом клубящийся мрак
озарился несколькими вспышками. И только тогда утих рев, оставив в ушах
тихий давящий звон, и унялась дрожь в бетоне. В камере, как обычно, засиял
зеленоватый шар. Отмахнувшись от просьб и прочих возгласов, Грушницкий
ушел к себе в кабинет, оставив установку на попечение коллег,
неосторожность которых зачастую и становилась причиной появления вихрей.
На самом деле причины их возникновения не знал никто, но Грушницкий имел
обыкновение списывать это на безалаберность сотрудников. Он вообще обладал
скверным характером, который, к тому же, имел крайне неприятное свойство
десятекратно увеличивать свою "скверность" в экстремальных ситуациях.
Обычно после событий, похожих на сегодняшнее, Грушницкий часами сидел в
кабинете и осыпал любого, кто посмел нарушить его уединение, отборной
бранью.


* * *


Владимир Васильевич запер дверь на ключ, сел за стол и только сейчас
заметил, что забыл выключить лампу; желтый неестественный свет дрожал
чаще, а оранжевый волосок, исходящий острыми лучами, трещал громче и
обиженнее.
Грушницкий сидел, уперев сжатый кулак в щеку, а другая рука привычно
выводила до боли знакомые уравнения. Сто раз пересмотренные, тысячу раз
перерешенные и сто тысяч раз разочаровавшие. Сейчас Грушницкий не пытался
разбираться в хитросплетениях заумных математических формул, образованных
угловатыми знаками. Он просто смотрел на белый лист формата А4,