"Олег Котенко. Тернистые дороги времени" - читать интересную книгу автора

Грушницкий зябко поежился во сне, поудобнее укладываясь на жесткой
кушетке под стеной, которую сам принес из дому, дабы иметь возможность
лечь передохнуть после утомительного дня или ночи. Кушетка жалобно
скрипнула под немалым весом ученого, но покорно замолкла, с трудом
удерживая свои составные части. А был ли у нее выбор.
Грушницкому снился сон. Даже несколько снов, поочередно сменяющих друг
друга. Сны словно выстроились в очередь и подходили один за другим:
сначала снилась громадная сверкающая установка, сопящая тонкими
трубочками и звенящая многочисленными проводами и индикаторами; потом ее
место занимал багрово-желтый вихрь, чудом выбравшийся из металлической
камеры наружу и теперь крушащий все вокруг; на его место приходила
оплавленная дымящаяся развалина, исходящая душным смрадом кипящих
растворов.
По спине Грушницкого пробежало полчище колючих мурашек. Оно подняло
бунт где-то в блеске высокого лба, галопом промчалось по голове и шее и
победно закончило свое шествие чуть пониже спины. Ученый вздрогнул еще
раз, скручивая озябшие руки в невообразимый узел, но продолжал спать.
Наконец, на крытой старым шифером - как только еще держится - крыше
что-то грохнуло и профессор подскочил на кушетке, разлепляя пальцами веки.
Он по-собачьи помотал головой, наводя полнейший беспорядок на и без того
взлохмаченной голове, встал с кушетки и уселся за стол.
За окном уже серело и тоскливая панорама, налитая тяжелым свинцовым
светом, стала еще печальнее. Грушницкий не первый год обитает в этом
кабинете и уже привык к виду, открывающемуся из окна. Обычно, он его и не
задевает, но сегодня почему-то послужил отправной точкой для разбега
чудовищной депрессии.
Весь мир моментально окрасился в такие же серые тона, кругом разлилась
полнейшая безысходность и Грушницкий плотно устроился в хилом кресле -
смаковать собственные несчастья. Крушение установки сразу выросло в
трагедию мирового значения, а в характере каждого из сотрудников
проступили нотки тонкого издевательства, насмешки над проектом его,
профессора Грушницкого. "И как это я раньше не замечал этого, - удивлялся
он, - они ведь десять лет уже смеются надо мной, а сижу уши развесив.
Может, это они взорвали аппарат..."
Лицо Грушницкого стало точой копией физиономии хитрого шпиона из
какого-нибудь дешевейшего детектива, которыми полны бульвары. Все,
приговор коллегам вынесен: все они предатели, заговорщики и последние
сволочи.
Нос Грушницкого дернулся и побелел. Что ж так холодно-то!.. Неужели
зима пришла на три месяца раньше положенного? Лучше бы зарплату так
давали...
Профессор осторожно щелкнул замком и вышел в коридор. Как и следовало
ожидать, он был пуст и безмолвен. Даже дежурного не было видно, а это уже
непорядок. Грушницкий зашагал по коридору, дергая за ручки двери
кабинетов. Все они были заперты, только дверь туалета в конце коридора
оказалась распахнутой настежь. Можно подумать, тут есть чем гордится:
осточертевшие кафельные плитки, положенные на цементный раствор,
щербатая раковина и три запертых снаружи кабинки. Правда, все чисто, хоть
и некрасиво.