"Джонатан Коу. Пока не выпал дождь" - читать интересную книгу автора

возраста. Часы на башне показывали одиннадцать, блеск старательно начищенных
позолоченных стрелок плохо сочетался с обликом церкви. Стены были сложены
неровно, из разносортного кирпича, словно древних строителей подгоняли
сроки. На башенных зубцах гнездились грачи.
Джилл стояла в воротах церковной ограды под маленьким деревянным
навесом, под руку со своим отцом Томасом, и наблюдала, как к церкви мелким
ручейком, огибая паб "Герб Сатерленда", тянутся скорбящие. Рядом стоял ее
брат Дэвид. Последний раз брат и сестра были на этом кладбище лет двадцать
назад, когда приходили, чтобы прибраться на могилах дедушки и бабушки с
материнской стороны, Джеймса и Гвендолин. Тогда не обошлось без приключений.
В ту пору Джилл была подвержена вспышкам ясновидения с уклоном в
сверхъестественное, и она клялась брату, что своими глазами видела на
кладбище призраков дедушки и бабушки. Видение, по ее словам, длилось очень
недолго, но было абсолютно четким и ясным: старички сидели на скамейке, пили
чай из термоса и дружески, хотя и не слишком увлеченно, беседовали. Дэвид
так и не решил, стоит ли верить россказням сестры, но напоминать о том
случае стеснялся. Они стояли в молчаливой солидарности по обе стороны от
отца, кивая каждому вновь прибывшему и мало кого узнавая. На похороны пришли
старые друзья покойной и дальние родственники, которых либо давно позабыли,
либо считали умершими. Немногие здесь знали друг друга. Сборище получилось
на редкость тихим.
Поминальную службу вел преподобный Тоун, с которым Джилл познакомилась
лишь на этой неделе. Несколько коротких встреч убедили ее в том, что
викарий - человек симпатичный и на него можно положиться: он не был близким
другом ее тетки, но о Розамонд отзывался с теплотой и уважением. По
окончании церемонии немногочисленные участники, разбившись на группки, а то
и в одиночку, направились обратно, к гостеприимным дверям паба. Впереди
шагали отец и брат Джилл, и она, глядя на них, почему-то страшно
растрогалась - вот они идут бок о бок, пожилой отец и сын средних лет, и
сразу видно, что они родня: одинаковое телосложение, одинаковая манера
держаться, один и тот же способ быть в этом мире (вряд ли Джилл сумела бы
выразиться точнее). Но так же ли очевидно для постороннего человека, что две
худощавые, темноволосые девушки, бредущие в двух шагах позади нее, - ее
собственные дочери? Джилл обернулась. Обе походили на отца, но Кэтрин -
творческая натура, импульсивная, склонная замыкаться в себе, - переняла
кое-что и от матери: нерешительность и застенчивость. Элизабет же всегда
крепко стояла на ногах, а добродушная насмешливость не покидала ее даже в
самые трудные моменты. Иногда Джилл ловила себя на том, что разглядывает
дочерей будто космических пришельцев и не понимает, хоть тресни, каким
образом эти двое умудрились возникнуть на этой земле, а уж тем более в ее
семье. Такие наплывы отчуждения тревожили Джилл - они были сродни приступам
страха, - но быстро проходили, как проходят галлюцинации. Все, что
требовалось, чтобы избавиться от наваждения, - знак близости, поданный
кем-нибудь из дочерей. Вот как сейчас, например, когда Элизабет внезапно
ускорила шаг, догнала мать и взяла ее за руку.
Однако еще на подступах к пабу Джилл отняла руку: на автостоянке она
заметила человека, с которым ей необходимо было переговорить, - врача
покойной тети Розамонд, Филиппу Мэй; последние месяца полтора Джилл
регулярно с ней перезванивалась. Именно доктор Мэй диагностировала у
Розамонд проблемы с сердцем, именно она уговаривала подопечную (безуспешно)