"Джонатан Коу. Пока не выпал дождь" - читать интересную книгу автора

Весьма возможно, что одежду постирала я. Беатрикс умела сподвигнуть
меня на такую работу. Стиральной машины, разумеется, не было, только таз с
горячей водой, мыльная стружка, отжимной каток и веревка для просушки. Руки
потом были все в трещинках, а сморщенные подушечки пальцев долго не
разглаживались. На меня и ребенка часто оставляли, пока Беатрикс
развлекалась по вечерам, - заметь, всегда одна, никогда с Роджером. Она
вступила в несколько местных объединений, но сильнее всего ее увлекали
занятия в самодеятельном театре. Назывался он, если я не путаю, "Женский
театральный институт в Мач-Венлоке"; в постановке пьесы Пристли "Тайна
искусного садовода" Беатрикс играла главную роль. Что касается прочих ее
увлечений - бридж, кружок шитья и тому подобное, - подозреваю, они служили
лишь поводом скучающим женщинам собраться вместе, выпить и поболтать.
Сейчас, оглядываясь назад, я отлично понимаю, что с самого начала брак
Беатрикс и Роджера был обречен. Но тогда я принимала все как есть и
воображала, будто семейная жизнь иной и не бывает. Естественно, ничего
заманчивого в их существовании я не находила, но я была слишком молода,
очень молода, поэтому мне и в голову не приходило порицать Беатрикс за то,
что она мирится с такой жизнью. Я была по-прежнему предана ей, по-прежнему
ощущала нашу неразрывную связь и благодарность за все, что она для меня
сделала, а если и грустила, то только потому, что немного жалела Беатрикс:
на нее навалилось столько хлопот, а радости стало меньше. Но я не облекала
свою грусть в слова и не задумывалась об ее истоках. Я не могла не видеть,
что Беатрикс несчастна и очень недовольна своей жизнью. Скудный скучный
быт - вот чем обернулось для нее замужество, но ничего более заманчивого они
с Роджером создать бы и не смогли. Выросшую в "Мызе" Беатрикс тянуло к
романтике и приключениям, но теперь эта сторона ее натуры оказалась
невостребованной. Самое приятное, что я помню из общения с ними, - пикники
на Лонг-Майнде. Мы ездили туда дважды. Роджер к тому времени продал мотоцикл
и наскреб денег на "моррис-майнор". Каким-то образом мы втиснулись в машину
(кажется, я сидела на переднем сиденье рядом с водителем, а Беатрикс сзади с
ребенком на коленях) и отправились на целый день на эту чудесную шропширскую
возвышенность. Хотелось бы мне знать, Имоджин, гуляла ли ты там
когда-нибудь. Ведь эти горы - часть твоей истории. Сколько всего изменилось,
преобразилось до неузнаваемости за те шестьдесят лет, в которые укладывается
мой рассказ, но только не Лонг-Майнд. В последнее время здоровье не
позволяет мне гулять по горам, но прошлой весной я все же побывала там,
чтобы попрощаться с тем, что мне было так дорого, попрощаться - как я уже
чувствовала - навсегда. Такие места очень важны для меня - для всех нас, -
потому что они существуют вне нормального течения времени. Стоя на хребте
Лонг-Майнда, забываешь, какой год на дворе, 1940-й или 2000-й, десятый век
или одиннадцатый. Там все нематериально, все не имеет значения. Утесник и
фиолетовый вереск пребудут вечно, а с ними и овечьи тропы, испещрившие холмы
путаными зигзагами, и причудливые нагромождения камней чуть ли не за каждым
поворотом, и теплый коричневатый цвет папоротника, и серая дымка, в которой
тонет хвойный лесок, спрятавшийся в укромную долину подальше от людских
глаз. Невозможно оценить в твердой валюте то ощущение свободы и
вневременности, что даруют тебе горы, когда ты стоишь на высоком отроге под
безупречно синим апрельским небом и глядишь вокруг. На востоке - прирученное
раздолье английской деревни, на западе - более дикий пейзаж: начатки