"Юрий Коваль. Красная сосна" - читать интересную книгу автораменя на такие мысли. Генриэтта Павловна изумительно молчала. Огромнейшие ее
ресницы были предельно добродушны, никакого намека на темную мысль не мелькало на ее слегка подкрашенном лице. Чего я отказался с нею потанцевать? - Тут зашел разговор о семейной жизни, - продолжал я, склоняясь к плечу дамы. - Все-таки, главное - понимание и, я бы сказал, ласковая терпимость. Именно ласковая терпимость - основа долголетней любви. Я размахивал, кажется, немного руками, поясняя свои мысли, и даже показывал на пальцах что такое "ласковая терпимость". Почему-то эта самая "ласковая терпимость" казалась огромной находкой моего практического ума. - Надо отметить еще и другое, - настаивал я, чувствуя, что Генриэтта Павловна согласна со мной не во всем. - Во-вторых... надо отметить... Отметить я более ничего не успел. За столиком, где сидела невнятная толстуха, вызрел скандал. - Отойди! - выкрикивала она. Мужчина же, пришедший с нею, какой-то вроде мотоциклиста без шлема, что-то яростно шептал печальному господину, который топтался у их столика. - Вы печалите, - внятно говорил маленький господин. - Вы печалите меня. Огорчаете душу. - Отойди! - Не обращайте внимания, - шепнул я Генриэтте Павловне. - Сейчас это как-нибудь уляжется. Хотите хересу? - Вы нарочно унижаете меня, - слышался голос маленького господина. - И зря, зря... Ладно, я уже сам расхотел танцевать с вами, буду танцевать со своими ботинками. Тут он быстренько скинул свои лаковые с высокими каблуками штиблеты, - Господи, - вздохнула Генриэтта Павловна. - Ну, дитя же, дитя... Подбежали два официанта. Бесцеремонно, но... демонстрируя все-таки ласковую терпимость, стали подталкивать его к столику. Подскочил и я. - Эта женщина, - жаловался он, упираясь и бровью показывая на толстуху, она не понимает и не может понять... - Генриэтта Павловиа скучает, - уговаривал я. Оглянувшись, я вдруг заметил, что какой-то человек подошел к Генриэтте Павловне, дернул за волосы и, засмеявшись, отскочил в темный угол. Он нуждался в немедленном наказании, и я побежал поскорее в этот темный угол, оставив на миг плачущего господина. Но я не мог найти этот угол. Весь зал состоял из таких темных углов, и в каждом смеялись и ели люди, вполне способные дернуть куклу за волосы. - Отпустите, отпустите меня, - говорил официантам господин с бабочкой. - Отпустите, а то я упаду. Официанты твердо держали его за локти. - Отпустите, - жестко приказал я. Они отчего-то послушались, и маленький господин быстро и ловко надел штиблеты. - У меня закружилась голова, - рассмеялся он, беря меня под руку. - Давно не танцевал. Мы поспешили к столу, где маялась Генриэтта Павловна. Несколько минут посидели молча. - Не люблю, когда меня хватают за руки, - объяснил он мне и кивнул в сторону Генриэтты Павловны. - Она знает. Понимает это. |
|
|