"Дидье ван Ковелер. Явление " - читать интересную книгу автора

загорается рассеянным светом, создавая видимость объема в глубину".
Он отрывается, чтобы посмотреть на мою реакцию. Я сглатываю.
- Продолжим, - яростно говорит он, перелистывая страницы. - Профессор
Амаду Жоржи Кури, 1975: "Я подтверждаю наблюдение моих коллег Тороэлла Буэны
и Торихи относительно наличия в правом глазу Девы бородатого человека. Он
отражается три раза: первое отражение прямое, головой вверх, на внешней
оболочке роговицы; второе обратное, головой вниз, на внутренней оболочке
хрусталика, и третье - вновь прямое, на внешней оболочке хрусталика..."
Мне тяжело дышать, и я судорожно впиваюсь в запястье Франка.
- Ты хочешь сказать, что художник нарисовал отражение Пуркинье-Самсона?
- Я ничего не хочу сказать: это говорят они. Художник 1531 года
изобразил на своей картине оптический феномен, открытый в XIX веке. Ладно,
проехали. Это не самое страшное. Основные трудности начинаются - во всяком
случае, начнутся у тебя; лично я нахожу это бесподобным - при
двухтысячекратном увеличении денситометром в глазах можно увидеть отражения
других людей, в числе которых уже известный тебе Хуан Диего, разворачивающий
свой плащ, а заодно и наблюдать отражения Чернинга, Войта и Гесса. Как если
бы создатель картины решил преподать полнейший урок офтальмологии студентам,
родившимся четыре века спустя. Удачи тебе!
И он возвращает мне отчеты. Я как можно более безучастно осведомляюсь,
заслуживают ли, на его взгляд, перечисленные эксперты доверия.
- Мне они не знакомы. Зато начиная с 1976 года мы имеем Альвареса, Хосе
Ахуэду, профессора Грау, директора мексиканского научно-исследовательского
института, и Тонсманна из Корнеллского университета Нью-Йорка, также
исследовавших глаза Девы и подтвердивших предыдущие свидетельства. Тебе
остается уповать только на чудо, - с натужным смехом добавляет он, - иначе я
плохо представляю себе, как тебе удастся выставить их шарлатанами.
Я вдруг замечаю, что из духовки валит дым, откладываю бумаги и,
обжигаясь, вынимаю сандвичи. Они все обуглились, ссохлись, верхний ярус
свернулся в форме пагоды. Огорченно вздыхая, я задвигаю противень обратно и
облокачиваюсь на Франка.
- Ты в порядке? - волнуется он.
- В порядке.
- Все-таки едешь?
Я легонько отстраняюсь, целую его в уголок губ.
- Если хочешь, можешь остаться сегодня на ночь. Он смущенно отводит
глаза к дверце духовки.
- Ты ведь знаешь, я бы с удовольствием...
И его многоточия утопают в моем расстроенном, но отчужденном взгляде. Я
договариваю:
- Но ты уже занят. Кто она? Новенькая?
Он кивает.
- Отслоение сетчатки, - уточняет он таким тоном, будто это смягчающее
обстоятельство. - Мы вместе оперировали ее в январе, помнишь?
- Нет, - отвечаю я, не желая быть доверенным лицом.
- Да нет же, ты должна помнить, оперная певица... Керстин Блесс.
- Ах да. Молоденькая.
- Сейчас она поет в "Кармен", освобождается в полночь.
Я бросаю взгляд на часы, выпроваживаю его похлопыванием по плечу, что,
надеюсь, будет воспринято как знак моего благословения, и остаюсь ужинать в