"Дидье ван Ковелер. Запредельная жизнь " - читать интересную книгу автора

гроб и похоронят с ним вместе, я - это посмертное "я", которое сейчас тут
витает, мысль, лишенная отклика, оторванная от поступка - уже не смогу
действовать сам, а буду лишь испытывать на себе чужие действия. Ну,
поехали... Пусть входят родственники, пусть начнется эта пытка: слушать их и
быть не в состоянии с ними говорить.


* * *

Шум заезжающего во двор грузовика с товаром перекрывает возглас "Что?",
трижды на разные лады повторенный пронзительно-надтреснутым, вороньим
голосом. Это Альфонс. Лучший вариант.
Стук брошенной на плиточный пол лопаты, тяжелый топот до самого
трейлера, и вот прицеп заходил ходуном - в него вламывается, едва не сорвав
дверь, Альфонс. Рост - метр девяносто, возраст - восемьдесят лет,
атлетическое сложение, лицо испанского гранда, на лоб надвинут берет, в
сорок втором году он получил воинский орден Почетного легиона за то, что
перебил голыми руками шестерых немецких солдат, охранявших какое-то
укрепление в Тарантезе. "Это дело случая, - сказал Альфонс награждавшему его
после Освобождения префекту. - Они были на своем месте, я - на своем, каждый
выполнял свой долг, и все как-то само собой вышло. Я вполне мог очутиться на
их месте. И ведь у них были семьи". Альфонс - лучший человек, какого мне
довелось встретить на земле. Пятнадцать лет назад, когда его провожали на
пенсию, он угостил аперитивом весь персонал скобяной лавки, веселились до
полуночи, Альфонс развернул подарки, был страшно доволен, всех благодарил, а
на следующее утро в шесть часов был на своем месте. Отослать его ни у кого
не хватило духу. Он был и остался нашим самым первым - в смысле "самым
старым" - продавцом, но главная его роль в нашей семье - бессменная нянька.
Когда-то его нанял мой дед, которого он спас во время Сопротивления, и
Альфонс вырастил нас всех - моего отца, мою сестру, моего сына и меня
самого, - каждому в свой черед говоря одни и те же слова, читая те же
книжки, с каждым играя в те же игры и путая нас всех в памяти, в которой
только и есть, что клан Лормо да стихи его названного предка. В далеком 1915
году его младенцем подобрали на скамейке в мемориальном парке Ламартина
("Альфонс де, член Французской академии, 1790-1869. От города Экса с
благодарностью") на берегу исторического озера, где поэт, влюбленный в
лечившуюся на местных водах чахоточную деву, умолял время остановить свой
бег; найденыша приняли монахини и окрестили его Альфонсом Озерэ.
Альфонс упал около моего тела на колени и на мгновение застыл, прижав
голову к груди - послушать, не бьется ли сердце, потом встал, перекрестился
и, тихо повторяя мое имя, бережно опустил мне трясущимся заскорузлым пальцем
правое и левое веко. Слезы наполнили его глаза и потекли по щекам вдоль
глубоких зигзагов морщин. Он стал читать "Ave", сбиваясь от волнения на свои
любимые александрийские стихи. Мне от его молитв становится очень хорошо, не
столько от слов, сколько от мелодии, успокоительной, монотонной. Альфонс
невольно впадает в ритм колыбельных, которые он мне когда-то пел. Без лишних
причитаний он охватил всю мою жизнь одной мелодией, которой, как он думал,
провожал меня на небо. В городе над ним смеются. Он местный дурачок,
забавный и безобидный.
- Двадцать пятая страница, - вздыхает он, взглянув на книгу, над