"Владимир Коваленко. Крылья империи " - читать интересную книгу автора

наградить, как меня. Или как Соймонова...
Соймонова, по слухам, и кнутом били нещадно, и даже ноздри драли.
Потом-де снова разорвали и приживили. Последнее, видимо, было сказкой - нос
у сибирского губернатора был обыкновенный, картофелиной, безо всяких шрамов
или других повреждений. Баглир промолчал. Он не хотел возвращаться. Он был
очень обижен на изгнавшую его республику Тиммат. Но новый мир был чужим...
Колесо судьбы проворачивалось, скрипя на выбоинах. Уже позади
Тобольск - а по водоразделу на корабле не поплывешь. Миних купил карету,
нанял несколько подвод. Баглир лежал под волчьим пологом, высунув только
голову, и ловил длинным языком снежинки. И думал: а чего же хочет он?
Вернуться, получить нормальное гражданство? И служить стране, которую
ненавидит? Вернуться и разрушить эту страну? И царствовать на развалинах
великолепной и все-таки родной цивилизации во главе каких-нибудь варваров?
Вернуться и устроить революцию? Заманчиво. Да это же просто смесь первого и
второго! Итак...
Баглир вылез на свет божий, мощными взмахами крыльев взметнув поземку,
подлетел к карете фельдмаршала, вцепился в дверь когтями и просунул голову в
полуоткрытое окошко.
- Я решил. Я остаюсь здесь. Пусть Россия примет и меня. Но машину все
равно надо построить.
- Зачем? Если остаешься?
- Что же мне, век холостяком мыкаться? Без жены, без потомства...
Миних захохотал и потрепал его по щеке.
- Ты напоминаешь моего бывшего адъютанта, Манштейна. В самый
патетический момент отпускаешь сальности.
- Какие сальности, эччеленца! Я серьезно!
- Если серьезно, полезай внутрь. Не то простудишься, а наши доктора
плохи, людей-то лечить не могут. Помрешь от горячки, и всей карьеры. Меня
другое беспокоит.
- Что именно, эччеленца? - Баглир протиснулся в окошко и устроился
рядом с Минихом.
- Что никого навстречу не везут. Помнится, всегда была СМЕНА. Оттуда,
скажем - Татищев, туда - Долгорукие. Обратно - Долгорукие, туда - Бирон.
Обратно Бирон - туда Я.
- Может быть, новый государь добрый.
- Любой государь на Руси добрый. Согласно титула. Всемилостивейший. А
чем добрей, тем больше должно быть ссыльных. Потому что не слишком
милостивый предпочитает оттяпывать головы. Вот Елизавета Петровна, например,
двадцать лет никого не казнила. Так Сибирь и подзаселилась. Не только
министрами, мелочью всякой тоже. А Петр Федорович, похоже, в деда пошел, в
Великого. Представляю, как выкатывают колоды, и половина сановников - шеи
подставляет, а другая - топориками по ним! Вот бы увидеть, как Шуваловы
Разумовских укорачивают. Но, боюсь, опоздаем.
В Уфе, на мосту через реку Белую, гулял народ. Орали, пили, плясали.
Все нации и сословия вперемешку. Подвода с зарывшимся в полог спящим
Баглиром встала - проезда сквозь эту суету, несмотря на матерные
конструкции, возводимые возницами, не было. Миних велел справиться, не
немцев ли, часом, бьют? Оказалось, нет. Тогда он вылез, желая узнать, в чем
дело. Ему немедля сунули штоф и предложили выпить за монумент милосердия.
- Какой еще такой монумент? - удивился фельдмаршал.