"Елена Ковалевская. Письмо с которого все началось " - читать интересную книгу автора

короткую молитву, и принялась ожесточенно оттирать спину от недельной грязи
и пота. Я благополучно нарушила первое правило - сначала позаботься о коне,
затем об оружии, о душе, а уж после всего о бренном теле. У меня же все
наоборот вышло, исключая коня, разумеется. Его увели на конюшни сразу, как
только я прибыла сюда. Сначала тело, затем душа, а напоследок оружие. Хотя
нет, душа была после коня, праздничный молебен-то я отстояла, и, причем на
коленях, а пол у них, для общего сведения, очень жесткий.
Слегка обсохнув и переодевшись в выданную мне чистую рясу, я решила
направиться на поиски трапезной, есть хотелось зверски. А если выразится
точнее - жрать я хотела как сотня бесов! Едва переступила порог кельи, как
ко мне подскочил послушник - мальчуган лет двенадцати. Низко поклонился и
тихонечко поинтересовался, куда это я намылилась. Выразился он, конечно же,
не таким образом, а витиевато и многословно, явно подражая кому-то из
учителей. Как и он, я столь же велеречиво ответила, мол, не его собачье
дело, куда собралась, но если его и приставили ко мне по недоразумению
вследствие скудоумия, то пусть ведет меня в трапезную. Мальчишка от
неожиданности рот раскрыл и вытаращился на меня с обалдением, словно я
святой Симеон, принесший весть Господа.
- Ну, веди, веди. Не стой соляным столбом! - поторопила я его. - Мне
после трапезы к его преосвященству идти, а молитва вот-вот начнется.
Послушник припустил почти бегом, путаясь в рясе и оскальзываясь на
резких поворотах. Подошвы его сандалий были деревянными, поэтому невероятно
скользкими, а еще смешно клацали при каждом его шаге. Тем не менее, мы
быстро добрались до места.
Трапезная была поистине огромной. Из одного ее конца в другой тянулись
длинные дубовые столы, с лавками по обеим сторонам, на которых восседали
боевые братья. Молитва еще не началась, я подоспела вовремя.
Мальчик привел меня к одному из столов, пискнул едва слышно: 'Вам
сюда...' - и унесся куда-то в глубь помещения. Я уселась межу двумя
широкоплечими братьями, словно в колодец провалилась. Вообще-то для девушки
я не такая уж и маленькая, на две ладони выше среднего, а здесь все братья
как на подбор - один здоровее другого. Хотя чего это удивляюсь, орден
Варфоломея Карающего основной кулак церкви и слуги у нее соответствующие. Но
и мы тоже не слабенькие. Могу звездануть так, что долгонько лететь придется,
да потом недельку поваляться. Пока я такими мыслями голову забивала, все
дружно помолились и приступили к еде. Придвинув миску к себе, не удержалась
и воскликнула:
- Sanctus Dominus! (Святой Господи!) Пост ведь!
В миске была каша на сале! Во время поста! Хотя чего это я... Поди-ка,
прокорми этакие тела постной кашкой с водичкой. А может меня хотят
проверить? У нас, между прочим, так послушниц проверяли в крепости веры. Вот
подержат недельку на воде и хлебе перед самым постом, а потом в страстную
неделю выставят ей на стол миску с кашей на молоке. Бедняга и так в
строгости, в молитвенной келье сидела, а там один день от другого не
больно-то отличишь, темень кругом, одна свечка еле теплится. Многие так
попадались. А потом, ой мама!... Поэтому наученная опытом, не своим правда,
покрутила головой туда сюда. Глядь, они все такое же едят. Уж и ложку почти
до рта донесла, но нет, не могу я так. Одна была бы или у нас в ордене,
умяла за милую душу и еще спасибо сказала, а здесь, ну словно перст Божий
поперек горла. Сижу, пыль в глаза пускаю. Вот, мол, какая я правильная!