"Василий Павлович Козаченко. Горячие руки (Повесть про войну)" - читать интересную книгу автора

ватник с той подкладкой, в которую что-то там зашито, широко улыбнулся
ясной, обезоруживающей улыбкой:
- Если бы знал, где упадешь, говорил когда-то мой дед, соломки бы
подстелил! Да... оно, может, не так уж и плохо, что я именно к вам попал!
Весна же на носу! А дорога - не ограда из колючей проволоки! Конвой,
наверное, будет не без оружия! Да и в компании всегда лучше, чем одному...
Что он хотел сказать этими словами? На что намекал?
Просто болтал? Или что-то знал? А может... (не хотелось, очень не
хотелось так плохо думать!) сознательно провоцировал?
Удивительный человек!
Привлекает к себе, душу отогревая, и... беспокоит, настораживает...


5


А на другой день он нас совсем удивил и еще больше насторожил.
С обеда и до самого вечера все мы вынуждены были сидеть в своем
"салоне". Вновь прибывшие, как и мы, жались тесными группками вдоль нашей
стены, под уцелевшей еще частью крыши.
На дворе, не утихая вот уже несколько часов, шумел первый весенний
апрельский ливень. По всему было видно, что лютая зима окончательно
уступила место ранней и буйной весне.
Исчезали, смывались дождевыми водами последние клочки рыхлого снега.
Где-то там, на полях, по оврагам и ложбинкам, извивались тысячи ручейков.
По улице, вдоль шоссе мчался клокочущий мутный поток и настоящим водопадом
срывался в овраг за стеной нашего коровника.
По сотням таких оврагов и буераков талые и дождевые воды с шумом,
шипеньем и звонким бульканьем неслись к реке, наполняли ее вровень с
высокими берегами, поднимали на своих могучих волнах шершавый,
позеленевший лед.
Река вскрылась.
В воздухе, как после летнего дождя, чуялся нам уже запах луговых трав,
волновал воскресшими надеждами...
А тот, кто стал слоено первым вестником этих неожиданных, пусть даже и
призрачных, надежд, присмотрев наших лежачих товарищей, подошел к плите,
степенно стянул с головы кроличью шапку, тряхнул русым чубом и этим
движением будто смыл со своего лица вместе с улыбкой и всю свою
приветливость. Милое, задорное лицо его заострилось и стало вдруг
холодно-строгим, каким-то сухо-торжественным. И совсем неожиданно, с
полной серьезностью, властно, отрывисто, будто отдавая команду, он
приказал:
- Achtung! [Внимание! (нем.)] Прошу ваше внимание слушать на меня сюда!
Отчеканил каждое слово старательно и уверенно. Так, как только и мог
выговорить эту фразу природный немец, который самоучкой изучил наш язык и
твердо убежден, что знает его блестяще. Проговорил с такой
естественностью, что в то мгновение не одного из нас невольно укололо
сомнение: "А что, если и вправду к нам подослали какого-то фольксдойчика?
Вот только зачем? Кому мы, такие страшные, нужны?"
А "фольксдойчик" в это время, незаметно достав откуда-то листик бумаги,