"Василий Павлович Козаченко. Горячие руки (Повесть про войну)" - читать интересную книгу автора

партизанских выступлений. Выступления эти были пока что больше
демонстративными, чем чувствительными для немцев, а все же оккупантов они
застигли врасплох и не на шутку напугали. В одну ночь во многих районах
были расклеены и разбросаны советские листовки; над крышами нескольких
учреждений вспыхнули красные флаги; в трех гитлеровских районных
комендатурах взорвались гранаты, ранив, к сожалению, только одного
коменданта, а в самом "гебите" - уездном центре - расстрелян был предатель
- начальник вспомогательной полиции.
Гитлеровцы ответили на это жестокими репрессиями:
массовыми арестами и расстрелами, сожжением большого села и виселицами.
В сплошной облаве в одном из самых глухих сел попали в жандармское
кольцо и пять товарищей из районной руководящей верхушки - пять
организаторов народной борьбы с гитлеровцами во главе с первым секретарем
Терногородского райкома партии. Они отстреливались из подожженной и
охваченной огнем хаты до последнего патрона. И уже только их изуродованные
и обгоревшие до неузнаваемости трупы жандармы подвесили на виселицу,
возведенную посреди базарной площади в райцентре.
Так погибла в районе вторая группа бойцов, а самому движению
сопротивления нанесен был, казалось, непоправимый, чуть ли не смертельный
удар.
И надолго, неизвестно на какое время, все утихло.
Гнетущая, свинцовая тишина залегла над оккупированным селом, над нашим
концлагерем.
Потянулись короткие, тусклые дни - и нескончаемо долгие, непроглядно
темные осенние ночи. Вокруг только черная, холодная земля, а вверху
мутное, набухшее, свисающее, казалось, над самой головой небо.
Хмурую осень сменила лютая зима с трескучими морозами. Голод, холод,
болезни и пули немецких охранников начали косить нас целыми десятками.
Одна за другой, как обмороженные, увядали и осыпались, не успев
расцвести, наши надежды. Страшный концлагерь высасывал из нас последние
капли сил, холодил кровь и замедлял биение сердец. Теперь каждый наш шаг,
каждое движение требовало почти героических усилий и отнимало последние
остатки энергии.
С нами оставалась только острая, как тончайшее стальное лезвие, и
жгучая, как огонь, ненависть. Если бы эту ненависть можно было собрать,
как солнечные лучи в стеклянной лупе, она прожигала бы насквозь и поражала
бы насмерть. Она была такой жгучей, что, может, одна только и согревала
нас, держала на свете, спасала от смерти.
Эта безграничная ненависть ко всему пришлому, оккупационному, ко всему
фашистскому сконцентрировалась теперь на ближайшем к нам олицетворении
всего этого - коменданте Иоганне Рудольфе Пашке... И можно было только
удивляться тому, что он еще ходил по нашей земле и не падал, насмерть
пораженный раскаленными добела стрелами ненависти, которые летели из наших
горячих глаз!..


2


Но гауптшарфюрер войск СС Иоганн Рудольф Пашке не падал. Он продолжал