"Азамат Козаев. Ничей (главы из романа)" - читать интересную книгу автора

Безрод поднялся по пологому всходу, что
отрыл прямо к сенцам. Утер пот, прямо на проснувшиеся раны набросил
плащ, пропадай замша на волчьей поддевке, подхватил нехитрый свой
скарб и присел рядом с мастером.
- Знаю, что спросит хочешь. Почему один
все и красить и погреба рыть? Жизнь, она ведь бьет и не спрашивает
готов ли. Схоронил сынов, а девок отродясь не имел. Так-то!..


3


Так-то! Безрод шел к себе
уставший, пустой, хотелось лечь прямо посреди дороги и гори оно все
жарким огнем: кровь-дура, корабль, Великое Торжище, вещий сон...
Спать! Спать, и чтобы утки и свиньи сами обходили, мол, спит хороший
человек, а мы не гордые, обойдем. Хорошо разошелся народ, не устроили
вече на площади. Нет ни воинства, отсыпается поди в дружинных избах,
а посеченные стонут под ворожцовыми руками, ни зевак, гомонящих,
будто стайка ворон, и можно не расплескав сна, донести до корчмы,
подняться к себе, да и дать ему там разлиться. Там уже можно. Спать!
Спать! Вот и площадь, тиха как никогда, едва за полдень,
набездельничавшийся люд разбрелся доделывать, догонять, наверстывать,
ведь столько времени заплатили любопытству. Безрод почти спал, шел,
будто пьяный, разве что не вело его из стороны в сторону,
полуприкрытые глаза не поднимал с земли. В общем спал человек.
Наверное, поэтому и услышал. Будто стонет кто-то, и даже не стонет, а
с присвистом громко дышит, но присвистывает тяжело, еще немного и
застонет. Безрод мгновенно сбросил сон, поднял глаза с земли. Площадь
как площадь, редкий люд спешит по своим делам, мосток брошен через
Озорницу, что из-под земли в черте город изникает и несколькими
сотнями шагов дале в землю же прячется, пологий бережок весь в липах.
Ничей человек, сам себе хозяин подошел поближе. Стон-присвист
прилетал из-за стены лип, с бережка, но с площади не увидеть что там,
не пробиться взглядом за частокол деревьев. Безрод вошел в стволы,
спустился по бережку, прислушался. Впереди стонет этот кто-то,
неслышно уже так, еле-еле. Ничей рванул вперед, след-то эвон какой
оставил, слепой увидит куда идти, трава примята, кровищи расплескал -
море, ракитник продавлен, будто медведь лез. Безрод влетел в
ракитник. Лежит. Молод еще, доспех рван, да так яро, что толстенная
воловья кожа с ладонь толщиной лоскутами топорщится, шелома вовсе
нет, голова перетянута тряпьем. Видать обессилел, повело назад,
оступился на пологом бережку, один миг - и нет человека, скрылся за
деревьями, исчез. Только ракитник у воды и зашуршал, да кто ж в таком
гомоне за лязгом доспеха услышит стон человека и плач ломаемого
дерева? И лежит так не пойми уж сколько, с жизнью прощается под носом
у ворожцов. Безрод пристроил меч в заросли, завернул калиту в плащ,
бросил туда же и одним прыжком влетел в заросли.
- С такими дырами на телеге только и
ехать, нет же, на своих все двоих, мы молодые да сильные, от нас не