"Азамат Козаев. Глава из вовсе неисторического романа Одиссей" - читать интересную книгу автора

Что ж ты, тварь, людей пугаешь?
Бесшумно отворилась дверь ниши, оттуда бочком выскочила Пенелопа, и на
лице ее блуждала... счастливая улыбка?.. растерянная гримаса?..
Не богов призывает Одиссей, они получат причитающееся нынче ночью,
когда он попросит у моря прощения и умолит Борея все до единого слова, все
до единого хрипа донести до Олимпа и бросить "жертвоприношение" Зевсу в
уши. Он молит свои глаза не ослепнуть под огнем ненависти и злобы, он
просит руки и ноги не отказать от бессильного гнева, он просит сердце
биться, и биться, и биться. Синий глаз не отрывался от Икариады, прикрытой
лишь надверной циновкой, Одиссей орал и не давал, пинающим его
самозванцами, обернуться на скользящий за их спинами женский силуэт,
первый итакиец впился единственным открытым глазом в ее лицо и искал все,
что прятала маска равнодушия, но что-то все-таки прорывалось сквозь нее...
улыбкой?..
- А-а-а-а!..
- Кричи, вой, шелудивая собака! Так-то ты платишь за гостеприимство?..
Об Одиссееву спину кто-то из женихов разбил скамью. Дубовина
разлетелась в щепы, а нищий только покачнулся. Изумленные самозванцы
смешались, разинули рты, но быстро опомнились. И Лаэртид кричал и почти не
чувствовал побоев...
Одиссей не спал и ждал.
Мерил шагами хижину Эвмея, как вепрь в загоне, не выдержал и выбежал
наружу, к морю.
- Прошу, Эвмей, пришли его на берег моря.
Скажи чтобы не пугался, ждет его, мол, друг отца. Так скажи.
Одиссей зашел в море по горло. Ныли ссадины и потревоженные ребра, море
приятно охолодило царапины и синяки. Лаэртида трясло. Сейчас, когда
Телемах обретет отца, как же он сам жаждал хоть на мгновение припасть к
руке батюшки - грозного Лаэрта и спросить, что же ему делать, как же
хотелось стать просто растерявшимся от бессилия сыном, погрязшим в злобе и
жестокости. В мире не осталось для него тайн в женщинах, стоило ли
возвращаться домой, после стольких лет отсутствия, чтобы невыносимые думы
этих лет осад, сражений и плаваний, оказались просто-напросто провидением
человека, подозревавшего самое мрачное и не могшего все эти годы проверить
черные мысли?..
Стоило. Ради того момента когда, кулак грохнет по столу и испуганно
поднимут головы самозванцы, когда спина сына гордо распрямится, и...
ладно, все черные демоны с нею, жена тоже гордо выпрямится и... Как она
посмотрит на того же Антиноя? С сожалением или с торжеством? Чем обернется
та, прорвавшаяся сквозь маску равнодушия, улыбка? Одиссей просил у моря
прощения и неистовствовал пока не устал, и невидимый Борей, метавшийся от
моря к берегу, игравший с волнами, тотчас стих, будто и впрямь унесший
слова на Олимп.
Одиссей выбрался на берег, без сил опустился на колени и тотчас услышал
шаги на камнях. Сердце заколотилось так, что стало сразу жарко. Холод
отступил. Лаэртид замер.
- Эй, странник. Ты ли искал меня? Я - Телемах Одессеид, я пришел
слушать.
Звонкий голос, еще не надорванный в хрип в бесчисленных схватках,
верное и у самого был когда-то такой же, широченный разворот плеч, гордая