"Михаил Эммануилович Козаков. Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы " - читать интересную книгу автора

городе уж всем известно... не беспокойтесь...
Яков подхватывает вещи пассажира, а Абрам Нашатырь с любезной улыбкой
снимает свой полотняный картуз и так держит его над головой; пока приехавший
рассчитывается с извозчиком.
- Яков!... - кричит вдогонку старику Абрам Нашатырь. - Дай им самый
хороший номер...
И когда обескураженный любезностью пассажир подымается уже наверх,
Абрам Нашатырь вынимает из кармана два гривенника и протягивает без слов
ожидающему извозчику. И возница берет их за то, что не повез пассажира в
меблированные комнаты "Интернационал" булынчугского гороткомхоза...
Так начинался день хозяина "Якоря" - Абрама Нашатыря.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Часть первого этажа тоже можно было приспособить под меблированные
комнаты.
Так бы поступил Абрам Нашатырь, не встреть он на своем пути теперешней
сожительницы - Марфы Васильевны.
И кто знает: если бы не эта женщина, смог ли бы недавний базарный
торговец гусями и курами справиться со своим новым делом так, чтоб "Якорь" в
Булынчуге сделался самой известной гостиницей?...
Пришел Абрам Нашатырь в булынчутский откомхоз подписывать договор на
снятый в аренду дом на Херсонской.
Пока подготовлялись все нужные бумаги, сидел на диванчике в канцелярии
и ждал.
Слышит вдруг, из-за какого-то стола женский голос выкликает:
- Кто здесь Абрам Натанович Нашатырь? Встрепенулся и быстро подошел.
- Я Нашатырь.
- Садитесь и анкету вот эту в пяти экземплярах заполните.
Михаил Козаков
Присел у стола, анкету не без труда начал прочитывать. Прочесть - еще
полбеды, писать - плохо умел даже на родном языке, по-еврейски.
- Извиняюсь, - обратился он к канцеляристке. - Может, вы будете писать,
а я вам буду говорить? Так скорей будет, потому что у меня на правой руке
палец больной...
Руку засунул в карманы пиджака, а глаза просительно и обещающе перевел
на канцеляристку. И тогда только рассмотрел ее лицо и всю ее.
Женщине было лет под сорок.
У нее были пухлые, маленькие руки с розовыми длинными ногтями, которые
она часто натирала о черное сукно своего платья. (Эти руки прежде всего
заметил Абрам Нашатырь.)
И, как и ее руки, лицо тоже было пухлым, потерявшим уже упругость, и
кое-где морщины лежали на нем, как не выдернутые нитки на сшитом уже,
законченном платье.
Гриб подстриженных, слегка рыжеватых волос должен был молодить женщину,
оголяя ее широкий и упрямый затылок.
Черные, как маслины, глаза казались слегка щурящимися и близорукими
оттого, что годы женщины отложили уже у зрачка жирноватые сгустки чуть
пожелтевших волокнистых сосудиков.
Эти глаза посмотрели в упор на Абрама Нашатыря, потом обежали в