"Михаил Эммануилович Козаков. Полтора-Хама " - читать интересную книгу автора

извозчики имели некоторое основание не сетовать на железнодорожное
начальство: пешком от станции до города никак не пойдешь - и дыровские
извозчики, пользуясь этим, назначали за проезд такие цены, что
высаживавшиеся из поезда, впервые сюда приехавшие, искренно присоединяли
свой возмущенный голос к ропоту обойденных начальством дыровских горожан.
А из всех извозчиков, вызывавших негодование приезжих пассажиров,
выделялся этим владелец пары серых в яблоках - Давид Сендер.
Вот - о Давиде Сендере: еврей, а у него лицо румяное, бурое - мужичье
лицо, глаз - голубой, славянский и силища - десятерых: пятью пудами
бросается играючись, легче и быстрей, чем кто другой, - руганью.
И нравом своим отличался Давид Сендер от всех остальных
извозчиков-евреев: крепко пил, но почти никогда не видели его пьяным; семьи
у него не было, но некоторые дети торговок, крестьянок, модисток могли бы по
справедливости считать его своим отцом; он был упрям, как все извозчики, но
упрямство его иногда переходило в надменное озорство - тогда, когда другой
бы на его месте обратился к пассажиру если не подобострастно, то уж во
всяком случае услужливо.
О Давиде Сендере же рассказывали, например, вот такое.
Случилось ему брать со станции приезжего пассажира в тот момент, когда
двое остальных извозчиков отъехали уже со своими и свернули далеко на тракт.
Сендер, не слезая с козел, поджидал высадившегося из поезда молодого
человека, бегавшего по зданию станции следом за носильщиком, выкупавшим
багаж приезжего. Молодой человек выскочил к стоянке извозчиков и, увидев
свободный фаэтон, торопливо бросил извозчику:
- Извозчик, я тебя беру...
Сендер, ухмыльнувшись, кивнул головой. Приезжий привлек его внимание
своим необычным для здешних людей видом: на нем были коротенькие штаны, а
снизу, до колен, были надеты плотные черные чулки, заканчивавшиеся вверху
скрученным утолщенным ободком и обтягивавшие толстые, как у женщины, икры;
из кармана модного покроя пиджачка торчал цветной шелковый платочек: он,
желтые длинноносые ботинки, четырехугольные стеклышки пенсне подчеркивали, в
представлении дыровского извозчика, и без того бросавшийся в глаза фатоватый
вид пассажира.
Когда багаж был выкуплен и носильщик положил уже чемодан в кузов, Давид
Сендер мельком посмотрел на приезжего и сказал:
- А сколько дадите?
- Да столкуемся: ты ведь не жид и не агмянин, чтоб тохговаться!...
(Молодой человек картавил и говорил капризным тоном избалованного юноши.)
- Почти что! - прищурил с усмешкой Сендер свой голубой глаз. - Только
знать все-таки полагается: я ведь вольный - сам себе хозяин.
- Мне же в самый Дыговск, мне - к моему кузену: в Липовцы, к доктору
Юзлову. Потом, ты знаешь, учти (не пгавда, носильщик) - кгоме меня тут уже
нет пассажигов, и ты... ты поедешь иначе домой погожняком!
- Верно! - продолжая щуриться, согласился Сендер. - Что ж тут делать -
проиграл я. Проиграл - это верно. Так в Липовцы вам, барин, говорите?
- В Липовцы. Сколько? Ну, скорей...
- Пять целковых! - равнодушно сказал Сендер и открыл свой, до сего
прищуренный, глаз, весело посмотревший на молчавшего все время носильщика.
Носильщик хитро улыбнулся: до Липовцов брали всегда не дороже зеленой
бумажки.