"Вадим Михайлович Кожевников. Заре навстречу " - читать интересную книгу автора

торт и очень, очень много всяких сладостей из магазина Абрикосова.
Георгий Семенович Савич снимал в городе большую квартиру, обставленную
черной бамбуковой мебелью с красными бархатными сиденьями и увешанную
картинами в таких же бархатных рамах. Там были белые кафельные печи с
медными дверцами и медными отдушинами, теплая уборная с большим жестяным
баком у потолка, куда забиралась по железной лестнице кухарка Агафья и
наливала из ведра воду, гладкий линолеум на полу, раскрашенный под паркет,
граммофон на высокой подставке из красного дерева, зеленые бархатные
занавески на окнах, перехваченные медными цепями, вделанными в медные
львиные морды. Вся эта роскошь подавляла Тиму.
Обедая иногда у Савичей, он переживал за столом мучительные унижения:
"Не бери руками соль, для этого существует нож!", "Салфеткой не утирают
нос!", "Держи вилку в левой руке!", "Не клади локти на стол!", "Котлеты не
едят ложкой!.."
В последний раз, когда Тима был у Савичей в гостях, Георгий Семенович,
ловко складывая салфетку и вдевая ее в деревянное кольцо, сказал
протяжным, скрипучим голосом:
- Удивляюсь, Тимофей. Твои родители - интеллигентные люди, хотя твой
отец и не лишен некоторых странностей. Неужели они не могут внушить тебе
самые элементарные правила, необходимые каждому воспитанному человеку?
- А я не хочу быть воспитанным, - угрюмо пробормотал Тима.
- Ты что же, братец, дворником собираешься стать?
- Ага...
- Ага? Ты знаешь, Ниночка, что означает это слово "ага"? - ядовито
осведомился Георгий Семенович.
- Это такой турок, папочка!
- Лучше быть турком, - с отчаянием огрызнулся Тима, - чем, как вы,
буржуазии служить!
Георгий Семенович откинулся на стуле, собрал губы пуговицей, совсем как
Ниночка, сощурился и произнес протяжно, не разжимая рта, так, словно голос
исходил у него откуда-то изнутри:
- Агафья, помогите мальчику одеться.
Потом он вскочил и, идя следом за Тимой, размахивая руками, обиженно
говорил:
- Не понимаю твоих родителей! Неужели у них нет гражданского мужества
высказать мне в лицо то, о чем они изволят рассуждать у себя дома, в твоем
присутствии? Это гадко, мелко, низко! Подобными непозволительными приемами
заявлять свою неприязнь! Передай отцу! Я негодую! У меня нет слов! Я
возмущен до мозга костей! - И, обращаясь к Ниночке, пожаловался: - Твоего
папочку оскорбили, Нинок!
Нина смотрела на отца большими остановившимися глазами, по щекам у нее
текли слезы, и она молила:
- Папочка, успокойся! Папочка, я тебе все объясню!
Тима обиделся, у него дома вовсе нет салфеток, и он там все ест ложкой.
- Врешь, - сказал Тима. - У нас дома все есть, и побольше вашего!
И он выбежал на улицу, страдая от того, что сгто сильнее унпзплся
бессмысленной ложью.
Падал мягкий, теплый снег, и все было белым, красивым, чистым.
Розовоперые снегири сидели на ветвях деревьев. С горы на Почтовой улице
катались с веселым визгом мальчишки. В витрине магазина Абрикосова между