"Вадим Михайлович Кожевников. Заре навстречу " - читать интересную книгу автора

парной всех, у кого деревянные Шайки, очшцая место на лавке для человека с
почтенным медным тазом...
- Почем веники? - спросил вдруг кто-то Тиму сиплым простуженным голосом.
- Гривенник, - назвал Тима несуразную цену, желая сделать приятное
торговке, у которой дома голодный ребенок.
- Ошалел!
- А они особые!
- Какие такие особые? - недоверчиво протянул покупатель.
- Гигиенические.
- Это как?
- Микробов убивают.
- Вошей, что ли?
- Вошь не микроб. Насекомое. Микробы для глаз невидимы.
- Скажи пожалуйста, какие слова знаешь, - уважительно произнес
покупатель и, поколебавшись, дал семь копеек.
Тиме удалось сбыть таким образом несколько веников, и он не считал, что
обманывает кого-нибудь. Ведь вот продавец шанежек кричит, расхаживая с
лотком, обитым железом и накрытым сверху засаленным стеганым одеялом:
"Кому шаньги с луком, с перцем, с собачьим сердцем!" И у него покупают,
хотя никто не стал бы есть собачатину. И продавец кваса зазывает: "А вот
квасок, сшибает с ног, пенится, шипит, по-немецки говорит!"
Значит, так полагается при торговле выдумывать...
- А на чесотку твой веник не действует?
- Купите Вилькинсоновскую мазь, - папиным голосом советовал Тима, -
втирайте на ночь тряпочкой.
- Напиши название на бумажке, так не запомню.
И только за один этот совет Тима получил три копейки.
Но вот наступил черед идти в баню и новобранцам, переулок опустел, а
торговка все не возвращалась. В темно-синем небе повисла луна, воздух стал
сухим, жестким, звенящим. Тима почувствовал, как стужа начала сжимать
грудь, колоть кончики пальцев. Ресницы слипались, а нос и щеки ныли тупой
болью, словно он стукнулся лицом о что-то твердое. Возле бани топтались
только родственники новобранцев.
Папа рассказывал Тиме, как однажды, когда в стойбище тяжело заболела
женщина, Рыжиков один пошел в пятидесятнградусный мороз в селенье, где
жила ссыльная медичка. Он привел ее в стойбище, медичка спасла женщину, а
потом отрезала Рыжикову на ногах суставы отмороженных пальцев кухонным
ножом, который для этого Рыжиков сам наточил о камень. Вот и Тима может
застыть так, что ему отрежут пальцы. В смятении и страхе Тима уже готов
был покинуть доверенные ему веники и побежать домой: ведь дом так близко.
Из бани стали выходить распаренные новобранцы.
Тима с изумлением увидел, как они, окруженные семьями, скидывали
поддевки, азямы, армяки и отдавали их женам и матерям, а некоторые даже
снимали шапки и повязывали влажные головы женскими платками. И все это
совершалось молча, деловито, как будто так и должно было быть. Потом унтер
скомандовал, и новобранцы пошли строем по дороге, а над их головами
дымился пар, поблескивая в синем, жгучем, морозном воздухе оседающими
тонкими, летучими кристалликами.
- Тетя, что же это такое, они же простудятся? - с ужасом спросил Тима
подошедшую торговку.