"Ростислав Кожух. Четыре статьи" - читать интересную книгу автора

бы и рассуждать о ней, но некоторые странные обстоятельства моей жизни
в сочетании с изящной книгой итальянского семиотика побуждают меня
сказать несколько слов об этом соблазнительном и недоступном предмете.
К ней не относятся серьезно, справедливо не усматривая в ней не-
коего божественного элемента, способного перенести действие в надчело-
веческие области. Смех был уделом земли для европейца. Европейский Бог
не смеялся.
Hа запредельном востоке тоже не относились серьезно к ней, хотя
смех в ряде восточных религий как раз и был орудием (или следствием)
абсолютного познания мира и вознесения в надчеловеческие области.
Изящной литературы для этих религий вообще не существовало.
Hо Бог с ними. Это двойственное пренебрежение - не более чем
благодатная тема для комедии. Для такой, какой она должна быть. Потому
что комедия в идеале своем должна повествовать о тайном и истинном
устройстве мира, врасплох опровергающем все нелепые человеческие
представления о нем. Это - как если бы, по приходе Фортинбраса, и
Гамлет, и Лаэрт, и Полоний и все другие выскочили бы из каких-нибудь
тайных углов живые, веселые и очень довольные тем, что так ловко оду-
рачили этого ограниченного человека.

Должен признаться, что из всего, сказанного выше, меня отчасти
удовлетворяет только одно предложение. Остального я мог бы и не гово-
рить, но не имею желания сопротивляться традиции, требующей декора-
тивного оформления для мысли.

■



О И С К У С С Т В Е А К Т Е Р А
───────────────────────────────────────

1

То, что рассуждение об искусстве актера принадлежит философии и
только во вторую очередь эстетике и театральной теории, выводится из
самой задачи актера: умения изображать телом и голосом как явное, так
и скрытое в драматическом сочинении.
Мне приходилось от случая к случаю сталкиваться с актерами и
единственное, что оставалось в памяти от большинства из них, кроме
чрезмерной скованности или чрезмерной разнузданности, это глубокая не-
вежественность этих людей. Полная неспособность понимать истинное со-
держание драматического сочинения. Восприятие ими текста было любо-
пытным смешением крайне поверхностного прочтения и мгновенных, чисто
эмоциональных ассоциаций, абстрактных, геометричных и не соотносящихся
с текстом.
Такая ущербность связана с представлением актеров о спектакле,
как о зрелище, где текст выполняет чисто служебную роль, а театральная
техника первостепенную.
Театр, как реальное воплощение трансформации лица в лик стал