"Григорий Козинцев. Наш современник Вильям Шекспир" - читать интересную книгу автора

троне, подбоченясь, как в седле. Конечно, ученому джентльмену не пришел бы в
голову такой облик классических героев. Вероятно, именно такими они
представлялись народным сказочникам.
В антракте я вышел на балкон. Над крышей, освещенный прожектором,
развевался желтый вымпел с копьем и соколом: герб Шекспира, знак
Мемориального театра. Знакомый флаг: я видел его у входа в московские и
ленинградские театры. В эти же дни на улицах Лондона были расклеены афиши с
чайкой.
Хорошо, когда сближение народов происходит под знаменем искусства, на
котором сокол Шекспира и чайка Чехова.
На другом берегу Эйвона, спрятанные внутри листвы деревьев, светились
лампочки. По темной воде плыли белые лебеди... Завтра рано утром нужно будет
уезжать.
- Прощайте, лебеди Эйвона!..
Расслышав мой дурной английский выговор, лебеди проплыли дальше, не
повернув шеи.

КОРОЛЬ ЛИР.

БУРЯ.
( В 1941 году в журнале "Театр" была напечатана моя статья о "Короле
Лире". Я работал над ней, готовясь к постановке этой трагедии в
Ленинградском Большом драматическом театре им. М. Горького. Увидев свои
мысли осуществленными на сцене, я смог проверить возникшие предположения -
одни подтвердились, другие оказались надуманными. Мне захотелось продолжить
работу. Это обычное воздействие шекспировских произведений. Образы, некогда
возникшие в сознании, сопровождают жизнь. Проходят годы, расширяются и
усложняются ассоциации, определения, казавшиеся достаточными, утрачивают
убедительность; становится видно, что они объясняют лишь отдельные и часто
не самые значительные стороны произведения. Под внешними слоями открываются
все новые, еще более мощные слои.)

Уже с прошлого века драматурги полюбили подробно излагать все
относящееся к месту действия, обстановке. По сравнению с их долгими
описаниями, ремарки Шекспира поражают краткостью; иногда только одно слово,
иногда два однообразно повторяются в большинстве его пьес: улица, тронный
зал, равнина, двор замка...
Вероятно, и эти указания писал не автор. Общеизвестно, что театр тех
времен не знал декораций. Под открытым небом, при дневном свете были видны
ничем не украшенные площадки, изредка выносилось кресло, может быть,
ставился стол. Зрители отлично понимали условность, она ничуть не мешала
восприятию пьесы. Между публикой и театральной компанией испокон веков был
как бы заключен договор: если актер прошел через сцену - переменилось место
событий, и, возвращаясь, он попадает уже на другую улицу, а может быть, и в
иное государство. В глубине помоста - темный ковер, значит, дело происходит
ночью, светлая завеса обозначает день. Когда же выбегают три фехтовальщика -
идет кровопролитное сражение армий.
Надо всем этим нередко посмеивались сами авторы.
Но хотя спектакль игрался в условном пространстве, драматическая поэзия
была близка к реализму, с его стремлением к точному и подробному