"Людмила Козинец. Черная чаша" - читать интересную книгу автора

их... Докия остановилась в нерешительности: куда же дальше идти?
Решила передохнуть. Отломила хлеба, зачерпнула студеной воды, собрала
горсть поздней луговой клубники. И вдруг увидела по бережку ручья
рассыпанные голубые бусы. Она подняла одну бусинку. Давно, видать, прошла
здесь хозяйка ожерелья. Сейчас все больше пластмассовые носят, а эта
бусина из белой глины облитая голубой глазурью. Потрескалась уже от дождей
и солнца. Значит, та, чью шею обнимала нитка лазоревых горошин, тоже шла
здесь... Пыталась пройти сквозь заросли, да суровая ежевика и коварный
ломонос не пустили, сорвали с шеи ожерелье... Эх, сестра...
А что это блестит в траве на той стороне ручья? Еще одна голубая
бусина. Докия быстро собрала остатки еды и, примерившись, прыгнула. А вот
и еще бусина! А вот и чуть видна тропинка в обход зарослей. Спасибо,
сестра, указала дорогу...
Заросшая тропинка вывела к серой скале, по зернистому сколу которой
струилась вода, давая начало тому самому ручейку. Вот и оборвалась
серебряная путеводная ниточка. Дальше, Докия, пойдешь наугад.
Лес кончился. Солнце Докия встретила на краю огромной поляны, заросшей
буйными травами, алыми гвоздиками, лиловыми колокольчиками, сиреневыми
шарами дикого лука. Углядела Докия в траве оранжевый венчик арники,
сорвала цветок с листьями, пережевала и приложила к раненой ладони. Шла,
постепенно согреваясь после сырой ночи.
Высоко плыли розовые облака, вольно гулял на полонине ветер, касался
лица Докии, теребил кисти платка, шептал что-то на ухо. Докия даже
отмахнулась досадливо: тебя, мол, еще не хватало, отстань, баловник. Она
ускорила шаг, словно надеясь отвязаться от ветра. А только тот и сам
отстал, когда Докия миновала перевал и начала спускаться в ущелье: что ему
там делать, среди угрюмых рыжих скал? Ему гораздо привольней здесь.
Внизу Докия нашла еще одну примету того, что идет правильно: расколотую
(по преданию - ударом молнии) желтую скалу. Именно там, на дне мрачного
страшноватого разлома заканчивалась дорога Докии.
Она остановилась в нерешительности. За спиной оставался солнечный мир,
а впереди, словно ненасытная пасть, утыканная обломками чудовищных клыков,
зиял бездонный провал. На камнях возле провала увидела Докия полуистлевший
рушник, старинный гуцульский топорик, кожаный кисет и резную трубку с
чубуком из вишневого корня, сверток материи. Она легко тронула загнутым
носком постола этот сверток. Материя вдруг распалась - в свертке оказалась
пачка денег, то ли еще царских, то ли керенок. Докия видела такие у
прабабки, которая упрямо их сберегала, не желая понять, как это деньги
могут превратиться в никому не нужные бумажки.
Почему люди оставляли здесь эти предметы? Может, перед тем, как
спуститься во мрак и неизвестность, надеялись оставить некий знак того,
что были здесь? Выходит, они не вернулись? Или же поняли, что к Черной
Чаше надо идти свободным, не отягченным ничем? Или же просто разуверились
в том, что эти вещи им когда-нибудь понадобятся...
Докия размышляла, машинально оглаживая рукой тяжелую грудь. Не
привелось покормить доченьку... А молоко еще не перегорело, прибывает,
хоть и по капле, вот и повязка уже подмокла. Защемило в груди, почудилось,
что мягкие губки младенца крепко взяли сосок...
Докия вскрикнула и сломя голову кинулась в провал, как в омут.
Очнулась, когда не стало сил бежать по нескончаемому коридору, ведущему