"Людмила Козинец. Домовой" - читать интересную книгу автора

- Это я понял. Меня зовут Саша. Лискин. Из Новосибирска. Ботаник.
- Ботаник?! А что ж вы здесь делаете в марте?
- Это разговор долгий. Вот, ешьте расколотку. Перчиком ее, перчиком! А
если совсем коротко - я тут башмачками заниматься собираюсь.
- Золушкиными?
- Как раз нет, берите выше. Венериными.
- А... это такие...- И Вера, соединив пальцы, согнула кисть руки.
Построенная ею фигура неожиданно верно напомнила причудливый цветок.
- Вот именно. Местные жители их сапожками называют.
- Кукушкиными...
- Точно. Это теперь цветок редкий, наша сибирская орхидея. Капризная
особа, доложу я вам. А по этому ручейку растет. Я прошлой осенью лазал,
искал. Есть смысл попробовать размножить, расселить. Ну и посадочный
материал взять - клубни, семена. Готовлюсь вот к весне. И диссертацию пишу.
- Интересно как. Такой, простите, если не так скажу, здоровенный мужик
- и вдруг цветочки! Хозяин хмыкнул:
- Видно птицу по полету... Геолог?
- Ага.
- Такая, можно сказать, хрупкая девушка - и вдруг камни!
- Квиты! А только я не хрупкая. Я битая, мытая, катанная, в трех
щелоках вареная, тремя зимами беленая.
Поспел чай. Саша бросил в чайник малиновый лист, в избе запахло летом.
Вера разомлела, ей тут нравилось. Рискнула и бруснику попробовать,
захрустела непротаявшим ледком.
Посидели еще немного, поболтали. Потом хозяин кинул на лежанку
тулупчик, подушку в розовой ситцевой наволочке, а себе развернул на лавке
спальник. Задули лампу.
Вера разулась уже в темноте, расстегнула пряжки комбинезона. По ногам
ощутимо дуло, даже в шерстяных носках стоять на полу было холодно. Она
быстро взобралась на лежанку.
Это было невыразимо приятно - лежать на теплых кирпичах хорошо
протопленной печи, вытянувшись всем телом, завернувшись в овчину, и слушать
вой метели.
Саша еще возился у стола: он что-то забыл, вылезал из спальника, а
лампу зажигать не стал - то ли гостью беспокоить не захотел, то ли лень
было. Белое окно мерцало в темноте, видимо, Саше хватало этого ровного
молочного света. Он чем-то звякал, что-то лилось... Вера пригляделась. Саша
налил в глубокое, глиняное блюдце молоко, разбавил его кипятком из чайника.
Потом поставил блюдце на пол, близко к подпечью. Вера удивилась: "Кошке,
что ли? Вроде не видно было".
Наконец Саша улегся и скоро уснул.
Вера слишком устала и намерзлась, чтобы страдать по поводу
ленинградских событий. Но обида все-таки была, хотя и прозвали Веру в
институте "железным канцлером". Не очень-то она железная, вон и глаза на
мокром месте. Вера плотно сжала веки, надеясь силой удержать слезы. Так в
слезах и уснула.
И приснилась ей бабушка. А была она маленькая, сухонькая старушка,
легкая на ногу, скорая на руку, острая на язык. Бабушка смотрела на Веру,
подперев щеку крошечным кулачком, и приговаривала: "А и дитя ж ты мое
горькое! Ягодка, сиротинушка... Кто ж тебя заслонит, оборонит, пожалеет!" А