"Евгений Козловский. Голос Америки (научно-фантастический эпилог)" - читать интересную книгу автора

защитного цвета брезентовые мешки и увозились, но, несмотря на столь ре-
гулярные и капитальные чистки, спустя время, снова накапливались в квар-
тире, - не вызывали у Никиты никакого ни любопытства, ни доверия, а тоже
- одну брезгливость, и любая брошюрка, купленная в Союзпечати, любой но-
мер "Пионера" или "Костра", безусловно, были куда всамделишнее той,
пусть на самой хорошей бумаге отпечатанной, но фальшивой, фиктивной ма-
кулатуры.
Кстати о "Пионере" и "Костре": ни их, ни "Пионерской правды", ни
"Юного" там "натуралиста" или "техника" не соглашались родители выписать
Никите: брызжа слюною, объясняли про коммунистическое обморочивание, ко-
торому не позволят! и так далее, а взамен подсовывали детское Евангелие
с глупыми картинками и прочую чушь, и ее не то что читать - смотреть на
нее было противно и стыдно, а все ребята в школе читали и "Костер", и
"Пионерскую правду", и "Юного техника", и Никита, хоть побираясь, а
все-таки читал тоже, а неприятные ощущения от побирушничества заносил на
родительский счет. Последний с каждым годом рос, и не только от новых
поступлений, но и от неумолимых процентов.
Чем более емкие ушаты иронии и прямой издевки опрокидывали родители и
сестра Лидия на октябрятскую звездочку, на пионерский галстук, на комсо-
мольский значок Никиты - тем с большей энергией сопротивления тянулся он
к этой высмеиваемой, облаиваемой ими общественной жизни и с гордостью и
достоинством носил звания и председателя совета отряда, и члена совета
дружины, и комсорга класса. И только там уже, в комсоргах, впервые смут-
но почувствовал, что тащит его куда-то не туда, потому что прежде, в ок-
тябрятах и пионерах, деятельность Никиты была в каком-то смысле органич-
ной, естественной, принимаемой ребятами, - теперь же слова, которые он
вынужден был поддакивающе выслушивать и произносить сам, все дальше и
дальше уходили от реальности, и волей-неволей приходилось переделывать
ее в своем сознании под эти слова, и она мало-помалу начинала обретать
размытость, фиктивность, призрачность. Однако поздно, поздно было пово-
рачивать назад: несло, несло, несло уже, да и некоторая приятность в по-
ложении комсомольского вожака все-таки оставалась: снаружи - уважи-
тельное отношение начальства и ряда товарищей обоего пола, изнутри -
вступая в странное противоречие с постепенным офиктивливанием реальности
- ощущение прямой причастности к могучей своей Родине, то есть всамде-
лишности собственного существования, - тащило, перло, несло и так и вы-
несло в университет, в университетский комитет комсомола, и дальше - в
пресловутое черно-серое здание на Яузе. И чем справедливей и обоснован-
нее казались Никите лидкины и родительские шуточки и издевки, а они - к
никитиному раздражению - с течением времени все чаще казались справедли-
выми и обоснованными, - тем меньше оставалось возможностей к отступлению
с пусть сомнительной, однако частично уже пройденной, с пусть выбранной
ненамеренно, но многими драками отстоянной дороги. И еще клеймо, постав-
ленное родителями на Никиту при рождении последнего, поставленное безжа-
лостно, под запах паленой детской кожицы, клеймо имени-отчества, Никита
Сергеевич! Оно жгло Никиту с того самого момента, как он стал понимать,
в чью честь назван и почему именно в эту честь, - жгло, и чего бы только
Никита ни сделал, чего бы ни превозмог, чтобы прожить клейму наперекор!
Хотя, с другой стороны, - куда уж так особенно занесло? - работа как
работа, даром только что числишься младшим лейтенантом известного Госко-