"Феликс Михайлович Козловский. Поздний разговор" - читать интересную книгу автора

так, - подумал я, - посадка должна быть в Варшаве, причем тут Берлин?" Но в
это время меня и профессора схватили какие-то люди и втолкнули в легковую
машину.
- Когда это случилось?
- Осенью тридцать восьмого.
Иван Романович плеснул в стакан черной, как деготь, заварки и включил
самовар.
- Сейчас подогреется. Да... Так вот, вместо Варшавы мы очутились в
Берлине, в машине да еще под охраной. Наши протесты и вопросы были гласом
вопиющего в пустыне. Машина неслась по незнакомым улицам. Затем
остановилась. Нас снова взяли под руки и ввели в темный коридор какого-то
здания. Тут я почувствовал, что меня и Чагина разъединили. Кричать,
сопротивляться не было смысла. Портфель с докладом давно отобрали.
Темный, узкий коридор казался бесконечным. Вдруг открылась дверь, и я
очутился в большой ярко освещенной комнате. Навстречу вышел лысый человек в
белом халате. Он улыбался и протягивал руки:
- Здравствуйте, дорогой! Вы удивлены и еще не совсем пришли в себя.
Успокойтесь и садитесь, я ваш друг.
- Где мой портфель? И по какому праву со мной так обращаются?! - резко
спросил я.
- Вот он, - указал на стол незнакомец.
Я невольно схватил портфель, раскрыл: доклад был на месте.
- Вы находитесь в Берлине. Возвращение домой всецело зависит от вас.
- Чего вы хотите? Где профессор Чагин?
- В свое время вам об этом скажут. А сейчас отдыхайте с дороги.
Слева - комната, там вы будете жить. Справа - лаборатория, где мы вместе
будем работать.
В комнате было уютно: кровать, диван, книжная полка, приемник,
тумбочка, ковры... За ширмой - что-то вроде столовой. Стол накрыт.
- Что все это значит? - спросил я. - Немедленно отправьте меня в наше
посольство.
- Я не уполномочен отвечать на ваши вопросы.
- А кто вы такой, черт побери? - взорвался я.
- Называйте меня "мой друг".
- Слишком много чести. Учтите, если я не получу объяснений, объявляю
голодовку.
- Не советую, - ответил он и ушел.
Вскоре меня начали таскать по подземелью от одного чина к другому.
Положение прояснилось. Мне напрямик предложили сотрудничать с немцами.
Обещали все, что обещают в таких случаях: деньги, виллу, славу... Говорили,
что профессор Чагин уже приступил к работе над синтезом белка и я зря
упрямлюсь. Но я не верил ни одному их слову.
Через какое-то время я обнаружил у себя на столе газету. Там была
помещена моя фотография и крупным шрифтом напечатана просьба о
предоставлении мне, молодому русскому ученому, политического убежища в
фашистской Германии. Фальшивка, а как ее опровергнуть? Я ведь не мог
поговорить с кем-либо из нашего посольства, обо мне могли думать разное...
От разговоров перешли к пыткам. Вспоминать не хочется: как пытали
гитлеровские заплечных дел мастера, знаете.
Я потерял представление о времени, и не могу сказать, через сколько