"Вильям Федорович Козлов. Копейка " - читать интересную книгу автора

матери круглые. И вся она рослая, сильная. И красивая. Отец говорит, что он
женился на самой красивой девушке из нашей деревни. Этой девушкой была моя
мать. А тётя Серафима некрасивая. Она высокая и худая. Лицо у неё всегда
сумрачное, будто она на всех сердится. А на самом деле она добрая. И своего
Лёньку никогда не бьёт. И даже не кричит на него. Лёеька говорит, что у них
взаимоотношения с матерью построены на сознательности. И ещё он говорил,
что родители не должны бить своих детей. Это, дескать, не педагогично.
По-моему, это ерунда. Всё зависит от характера. У тёти Серафимы мягкий
характер, а у моей матери - твёрдый. Это все знают. Когда мать разойдётся,
даже отец не решается ей перечить. А я и подавно! Чуть что - сгребёт меня
мать в охапку да так нашлёпает, что потом с неделю помнишь. Вот отец меня
никогда не бьёт. У него, как и у тёти Серафимы, мягкий характер.
Мне ведь всё равно, будет мать работать в колхозе или нет. Моё дело
маленькое, как говорит дядя Давид, сопи в две дырки и помалкивай. Неудобно
перед бригадиром. Сколько можно его обманывать? И всё-таки я сказал матери:
- Шла бы ты, мама, и работала... Вон тётя Серафима с утра до вечера в
поле.
Мать поставила в угол ухват, посмотрела на меня. Удивлённо и
недовольно.
- Не твоего ума дело, - сказала она. - Нашёлся советчик. Придёшь из
школы - подавай обед! А кто тебе подаст, если уйду в поле?
- Лёхе Грачу никто не подаёт, а с голоду не помер... Сам возьму.
- Что возьмёшь?
- Ну, чугун возьму. Из печки. Велика наука!
- Пустой?
- Тётя Серафима и в поле работает, и обед варит...
- Прикуси-ка язык! - прикрикнула мать. - А то как...
Лицо матери не предвещало ничего хорошего. С ней много не
поговоришь...
- Картошка сварилась, - сказал я.
Так и не удалось мне узнать, почему моя мать не хочет работать в
колхозе.
Позавтракав, я вышел во двор. Куры с навозной кучи перебрались к
Лёньке на огород. В дырку, которых полно в заборе. Курам нет никакого дела
до нашей ссоры с Грачом.
- Отнеси Ваське ведро, - открыв дверь, сказала мать.
Не очень-то мне хотелось нести пойло обжоре Ваське. Но я спорить не
стал. Отнёс борову тяжёлое ведро, вылил в дубовое корыто тёплое варево и,
почесав Ваську за ухом, ушёл.
- Собери яйца! - крикнула из сеней мать.
Началось! Теперь вздохнуть не даст: "Отнеси, принеси, собери!" Я
забрался на бревенчатый настил. Там в соломе стояли фанерные ящики. Курицы
неслись туда. Каждый день забирают из ящиков яйца, а они знай кладут новые
и не замечают, что их обворовывают. Дненадцать яиц собрал я. Три курицы ещё
сидели в гнездах. Увидев меня, они стыдливо прикрыли белыми плёнками глаза
и квохтали.
В сене я наткнулся ещё на одно яйцо. Оно тёплое было и без скорлупы.
Одна розовая плёнка. Я положил яйцо на ладонь и увидел желток. Яйцо немного
сплющилось, но не лопнуло. Надо бы в школу отнести его, показать
учительнице. Только не донесёшь.