"Вильям Козлов. Андреевский кавалер (книга 2) " - читать интересную книгу автора

путей, потом по команде ползли к холму. Шинели намокли, в сапогах хлюпало...
На следующий день появилась боль в голени, потом в другой, скоро перебралась
в коленный сустав...
- Придется тебя комиссовать, голубчик, - садясь за белый стол и
открывая историю болезни, произнес врач. - У тебя наверняка был ревматизм, а
это штука коварная! Спрячется куда-нибудь подальше и годами ждет своего
часа... И обнаружить его очень трудно. Прошел же ты медкомиссию? Где-то
сильно простыл - ревматизм и дал себя знать. Полизал суставы, а потом укусил
твое сердечко, голубчик. И заработал ты типичный ревмокардит. А знаешь, что
это такое?..
Вадим его не слушал: страшное слово "комиссовать" потрясло его, лишило
дара речи. Он смотрел в окно и вместо одной синицы видел две, три... Этой
осенью ему присвоили бы звание лейтенанта ВВС! Он так мечтал стать летчиком!
Закончил седьмой класс, сдал экзамены на "хорошо" и "отлично", спасибо
Василисе Прекрасной - это она его подготовила для поступления в училище. И
теперь все насмарку из-за какого-то дурацкого ревмокардита?! Да он почти
здоров, правда, иногда по вечерам сердце жмет, но это быстро проходит. Перед
поступлением в училище строгая медицинская комиссия ничего у него не
обнаружила, - разумеется, про перенесенный ревматизм он врачам и не
обмолвился.
- Я здоровый, - выдавил он.
- Не всем же быть летчиками? - Не глядя на него, Тарасов что-то быстро
писал в историю болезни. - Если будешь следить за своим здоровьем, проживешь
сто лет... Никто тебя в инвалиды не записывает, но с летным училищем тебе,
голубчик, придется распрощаться. Да ты не паникуй, Вадим, столько прекрасных
профессий на свете! Найдешь еще дело себе по душе.
Потом было несколько бессонных ночей на госпитальной койке, он изучил
высокий побеленный потолок и, закрыв глаза, помнил, где на нем какая
трещинка, полоска, выбоинка... Решение ВКК было категоричным: "В мирное
время не годен к военной службе, в военное - ограниченно годен к
нестроевой". И вот он с медицинской карточкой, демобилизационными
документами, билетом до Андреевки стоит с Людой Богдановой на перроне под
большими круглыми часами огромного харьковского вокзала.
Глаза у Люды грустные, ветер колышет ее плиссированную юбку, к
резиновому боту прилепился ржавый прошлогодний листок.
- Не получилось из меня графа Монте-Кристо, придется
переквалифицироваться в управдомы...
- Зачем в управдомы? - принимает его слова за чистую монету девушка. -
Иди лучше в артисты.
- В артисты? - ошарашенно смотрит он на нее.
- Ты хорошо Есенина читаешь, - улыбается она. - У тебя выразительное
лицо, приятная улыбка. Вот только нос толстоват. Может, еще открытки с твоим
портретом будут в киосках продавать...
Когда-то в партизанском отряде под хоровую песню "Было у тещи семеро
зятьев... Ванюшенька-душенька любимый был зятек..." Вадим чертом выскакивал
в длинной красной, рубахе, подпоясанной веревкой, и начинал лихо отплясывать
на полянке. Но когда вечерами запевали у костра в лесу, на него шикали: мол,
не вылезай, фальшивишь... А петь ему нравилось. Бывало, Абросимов первым
заводил песню, а остальные подхватывала. Где сейчас Павел? В Андреевке или
тоже куда-нибудь подался? Он мечтал стать учителем, а Вадим уговаривал его