"Юрий Козлов. Геополитический романс" - читать интересную книгу автора

много сверхурочных.
Впервые он ощутил на себе то, что впоследствии определил как руку
Божью, в небольшом волжском городке, где был ссажен дальнобойщиком, перед
невзрачным зданием с бордовым стеклянным в звездах прямоугольнике на стене:
"Высшее вертолетное училище имени такого-то". Аристархов понятия не имел,
что такое вертолеты, - видел в небе раза три, и все, к военной авиации
относился примерно так же, как к палеонтологии, то есть никак. Внутренний
голос был прагматичен и шпанист. Выросший в сельских школах-интернатах,
пообтиравший бока в заводской общаге, с челочкой на глазах и с ножичком в
кармане, Аристархов никакому другому бы голосу и не внял. Впервые он побывал
в церкви накануне отлета в Афганистан. С тех пор стал не то что постоянно
посещать, но захаживать. Внутренний его голос за это время нравственно и
стилистически усовершенствовался. А тогда: "Военуха - самое оно! Если
хер-химик гавкнется, будут шарить в родной деревне, по заводам, по
вербовкам, по высшим военухам точняк не будут! Годик перекантоваться, а там
ищи-свищи!"
Аристархов с блеском сдал вступительные экзамены, выдержал
собеседование, прошел медкомиссию. Не иначе его уже вела рука Божья, потому
что не силен до сей поры был в науках Аристархов, еле-еле добил десятилетку
и уж совсем-то был не речист. На танцах с девками и то молчал, как камень.
Раз только разговорился с условно-досрочным, да плохо вышло. Тут же вдруг
толкнул такую речугу о пилотах и вертолетах, что у седого полковника слезы
навернулись на глаза. "Запишите ко мне, - распорядился полковник, - плевать,
что нет направления. Этот сможет!"
И через пять лет на выпускном построении, вручая Аристархову
лейтенантские погоны, повторил, дыхнув спиртом: "Сможешь! Должен! Россия
гибнет!" Аристархов хотел было возразить: "Границы на замке. Народ руками и
ногами за демократию и перестройку. Почему гибнет?" Но в данной ситуации не
положено было возражать. Положено было: "Служу Советскому Союзу!" Что
Аристархов и прокричал.
Аристархов действительно смог. Однако мистически обозначенная
полковником связь между его "сможет" и предполагаемой гибелью России
оказалась слишком уж живой и безрадостной. По мере того как гибла (если,
конечно, гибла, потому разные на то были мнения) страна по имени сначала
СССР, а потом Россия, все совершеннее и тоньше становилось вертолетное
умение пилота Аристархова. Как будто то были сообщающиеся сосуды. Как будто
он черпал некое темное вдохновение в гибели России. Если бы сыскался
художник, способный изобразить это противоречие в виде аллегории, то он, по
всей видимости, изобразил бы внизу - развалины России, а вверху - вертолет
Аристархова, выписывающий над развалинами немыслимые виражи. Отчего-то
капитану Аристархову казалось, что последним аккордом в сомнительной
симфонии персонального совершенства, странно смешанного с концом страны,
будет уход вертолета по косой к солнцу до стопроцентного в нем растворения.
Впрочем, то были необязательные, праздные мысли, Аристархов не придавал им
большого значения.
Тем более что совершенство вполне можно было уподобить радиации. Оно не
поддавалось осмыслению, входило сквозь какие угодно врата. Скажем, сквозь
изменение смысла слов. Чего, казалось бы, необычного в определении
"бреющий"? Аристархов ничего и не находил, пока вхолостую "брил" вертолетом
российские пространства. Разве только, когда "брил" в солнечный день над