"Юрий Козлов. Геополитический романс" - читать интересную книгу автора

Волгой, чудилась некая - то ли в воде, то ли в воздухе - золотая пряжа, как
бы заплетающая вертолет в золотой же чулок. Истинный смысл слова открылся
Аристархову в Афганистане, когда он "сбривал" с песка людей в чалмах и в
широких белых штанах, людей с обритыми наголо головами и в военной форме -
одним словом, самых разных людей, а также верблюдов, какие-то таратайки,
джипы с вертолетами. А то и целые глинобитные кишлаки с садами, после
которых в воздухе оставалась одна лишь пыль. Сбривая с горячего лица земли
живой и механический мусор (вернее, то, что капитану Аристархову было
предложено считать за мусор), он открыл в себе качества истинного брадобрея.
Ему неизменно хотелось привести лицо пустыни в первозданный вид, чтобы
окровавленные лохмотья, бывшие некогда людьми, развороченные горбы и чрева
верблюдов, остовы машин не оскорбляли взгляда Господа. И Аристархов, если
представлялась возможность, обязательно делал низкий, самый что ни на есть
"бреющий" круг, приводя воздушной песчаной волной местность в порядок, так,
чтобы, кроме наливающихся изнутри черной кровью холмиков, ничто ни о чем
никому не напоминало.

2

Собственно, Аристархов знал, что после выполнения "интернационального
долга" в Афганистане он, подобно царю Валтасару, взвешен на весах и найден
легче воздуха. Единственно, непонятно было, к чему при этом исчислять и
разделять, как некогда Вавилонское царство, несчастную Россию? Знать-то
Аристархов знал, но как-то сухо-отстраненно. Без кровавых - в белоснежных
чалмах - мальчиков в глазах. Как каждый человек знает, что рано или поздно
умрет. Но как бы не о себе. А как женился на Жанне, как родилась дочь Дина,
как попал в Германию, так и вовсе перестал об этом думать, вдруг поверил,
что будет жить долго и счастливо, прикапливая марки.
Жанну Аристархов вывез из Афганистана. Познакомился с ней в Кабуле в
медсанчасти авиадивизии, где проходил диспансеризацию. Сестричка, намекнули
Аристархову, в трауре, только что похоронила очередного своего старлея. Надо
утешить. Чего-то не заладилось у нее с этими старлеями. Или у старлеев с
ней. Как... так в гроб! Аристархову все карты в руки, если, конечно, не
боится в гроб. Старлея-вертолетчика у нее еще не было, все старлеи-саперы да
мотострелки.
Аристархов не боялся в гроб. С водочкой, с французским шампанским,
стоившим здесь дороже, чем в Париже, с подтаивающими шоколадными конфетами в
кульке двинулся под вечер в медсанчасть, и уже через час, плавая в поту,
спал с ней на кирзовой медицинской кушетке, которую Жанна по такому случаю
застелила свежей простыней с несколько странным штемпелем - "пионерлагерь
"Чайка".
Она рассказывала Аристархову про своего последнего, подорвавшегося на
мине, старлея, а Аристархов смотрел на таблицы с большими и маленькими
буквами, курил пакистанский "Кэмел" и думал: как же так, плачет по своему
Колюне, Колюнина душа еще не отлетела, а она уже спит с другим, как же это
так? И не столько на такую-рассякую Жанну досадовал Аристархов, сколько на
себя, что пришел, подлец, не поленился, с тепленьким парфюмерным шампанским,
пачкающими пальцы конфетами, попользовался, тогда как по всем человеческим и
Божьим законам не следовало, ох, не следовало! Невыносимо было это: Колюня
да Колюня! И ведь не оборвешь, потому что где Колюня? В запаянном цинковом