"Юрий Козлов. Условие" - читать интересную книгу автора

никогда не отводила, когда смотрела в глаза другим. В иные моменты девчонка
забирала над всеми непонятную власть. Все ей поддакивали, дружно смеялись
над ее шутками. Шутки были на определенную тему. Феликс тоже смеялся, хоть и
не все понимал. Она была пигалицей, но почему-то не стыдилась говорить о
том, о чем стыдился он. Вылепив две фигурки, девчонка притиснула их друг к
другу, положила на ладонь, показала Феликсу. "Что они делают?"-"Не знаю", -
Феликс покраснел. "Где ты живешь?" - вдруг спросила девчонка. "В Ленинграде,
где же еще?" - растерялся Феликс. "Сколько у вас комнат?" - "Две, а что?"
Девчонка смяла в ладони фигурки - они вернулись в хаос, в мягкое
темно-зеленое небытие, из которого так загадочно и неприлично вышли. "Потому
и не знаешь, что две комнаты, - засмеялась девчонка, тряхнула
косичками-хвостиками, - мы в одной живем, я знаю".
Феликс вспомнил, как однажды, ему тогда было лет десять, - родители
выпроводили его погулять. Произошло это на служебной даче, куда они приехали
на выходные. Отец любил выпить, мать не пила никогда, но тут, погуляв по
сосновому лесу, они зашли в магазин, купили четвертинку водки и бутылку
лимонада. До обеда оставался час. Феликс устроился с книгой у окна. Мать же
с отцом вдруг засуетились у стола, достали ветчину, какие-то огурцы. Выпив и
закусив, оживились, начали толкаться, обсуждать недавно виденный итальянский
фильм. Мнения насчет фильма разошлись. Феликсу сделалось тоскливо, он
почувствовал себя лишним, ненужным. Отец прополоскал стаканы, налил лимонад.
"Залпом, - сказал Феликсу, - и иди гулять". - "Не пойду, скоро обед". -
"Иди-иди, - поморщился отец, - мы немного отдохнем". - "Я в другой комнате
посижу..." - "Сказано тебе, иди!" Уходя, Феликс услышал, как щелкнула
дверная задвижка.
Долгое время потом, задумываясь об этом, предчувствуя подобное, Феликс
ощущал во рту гадкий привкус лимонада из того прошлого стакана с
невыветрившимся водочным духом. Ощутил он его и совсем недавно, когда Серега
Клячко знакомил его со своей девушкой. Она была невзрачной, коротконогой,
нелепо подстриженной. Феликсу, помнится, сделалось стыдно за друга. Серега
гадко улыбался, небрежно похлопывал Нину - так ее звали - по плечу. Нина
молчала, как камень. Феликс представил себе, что там было у них на
продавленном диване в котельной, ключ от которой Клячко заполучил с таким
трудом. Что там было у них на узеньком, промятом чужими задами и спинами,
ободранном дерматиновом диванчике, после того как они прикончили бутылку
розового ликера, - и его чуть не вытошнило. Они бесцельно тащились по
проспекту. "Серега, - шепнул Феликс, - она уродина!" - "Не понимаешь,
дурачок, - чуть склонил цилиндрическую голову Клячко, - чем страшнее, тем
быстрее..." - он не договорил, наткнувшись на полный злобы и тоски взгляд
Нины. Феликсу сделалось мучительно стыдно за самодовольного Клячко, который
гордился тем, о чем следовало сожалеть, за убогую Нину, за себя, что
согласился пойти взглянуть, с кем это Серега проводит время в жаркой гудящей
котельной.
Феликсу всегда претили гадкие стороны отношений между людьми, он
избегал их как только мог. Вероятно, то была насильственная чистота, но
Феликс упорно старался не замечать того, чего, по его мнению, быть не
должно. Так, однажды среди ночи он проснулся от громких голосов. Отец и мать
выясняли отношения. Феликс отчетливо слышал каждое слово, но сознание
отказывалось фиксировать смысл. Он как бы лежал в глухом бронированном
коконе. Вокруг летали, взрывались синим пламенем не проникающие внутрь