"Владимир Краковский. Один над нами рок " - читать интересную книгу автора

которую никто из нас нарезаhть не умел.
Винтик получался на вид очень обыкновенный. Но лишь до тех пор, пока
его не начинали ввинчивать. Если ввинчивали вправо, он ввинчивался влево,
если влево - то вправо. Прежде таких винтов на свете не было.
Уже на первой партии таких винтиков мы заработали столько, что на
работу стали приходить кто в красном пиджаке, кто - с сигарой во рту, кто -
весь измазанный губной помадой.
И вкусной еде уже через неделю никто не удивлялся. К хорошему человек
привыкает почти молниеносно!
Толстячок крутился, как белка в колесе, и не безрезультатно. По секрету
сообщив императору Розалии, что Аделия заказала партию винтиков для ракет
типа "Знай наших!", он добился того, что
Розалия - в пику враждебному соседу - заказала у нас двойную партию.
Надолго обеспеченные очень выгодной работой, мы приготовились жить в роскоши
вечно, наша кошка уже отворачивалась от черной икры, а Дантес купил себе на
шею золотую цепь, как вдруг... в один роковой день... под мирными сводами
нашего цеха... прозвучал оглушительный выстрел - его эхо заметалось меж
стен, жившие в цехе голуби бросились наутек ввысь... Из настежь распахнутой
двери дантесова кабинета, засовывая за пояс револьвер, выходил Пушкин...
Он, как потом выяснилось, купил его совсем недавно, всего за три дня до
выстрела, и вот каким образом. Возвращаясь поздно домой, он подвергся
нападению одного из тех, кто с оружием в руках выклянчивает деньги на
восстановление Храма Христа Спасителя, уже давно восстановленного, однако
так возражать: мол, уже восстановлен,- нельзя, заработаешь пулю в живот.
Пушкин возражать и не стал, он отдал все свои деньги на восстановление
Храма, а потом побежал за грабителем, говоря:
"Продай пистолет". "Или я не все у тебя отобрал? - поинтересовался
грабитель.- Ну-ка выверни карманы еще раз".
"Продай в долг,- попросил Пушкин.- Я тебе завтра же деньги принесу,
честное слово".
И грабитель ему револьвер дал.
Выстрел прогремел через день. Второй за всю историю нашего цеха.
Потом мы спрашивали: "Револьвер же был у тебя уже в среду, почему
стрелял только в пятницу?" Пушкин объяснил, что много времени потратил на
вытаскивание из патрона пули.
Но это мы разговаривали уже в психбольнице. Его снова спровадили туда.

Когда мы вбежали, Дантес стоял ни жив ни мертв,- вернее, он считал, что
мертв, и бледен был соответственно. Глядя на его бледность, мы тоже
подумали, что теперь он не жилец, и сначала стали шарить по его фигуре
глазами, ища место, где одежда обагрена кровью,- револьвер все ж не самопал.
Но кровавого пятна не было, значит, не было и дырки,- поняв это, мы раз
десять шлепнули Дантеса по щекам, чтоб вывести из остолбенения.
Между прочим, Пушкин, вынув пулю, прежде чем заткнуть дырку ватой,
немного досыпал пороха из другого патрона.

В тот же день, когда прогремел второй выстрел, еще не рассеялся, можно
сказать, от него дым, прибежал толстячок с радостной, как ему казалось,
вестью: спикер Аделии, узнав от него, что император Розалии заказал две
партии винтиков, срочно заказал три. "Почему вы не радуетесь?" - удивился он