"Владимир Краковский. Один над нами рок " - читать интересную книгу автора

размазывал по лицу слюни, другой, наоборот, делал это смеясь, а третий,
гневно тряся огромной бородой, кричал: "Где мой перун? Я вчера оставил его
здесь на подоконнике!" - и писал под дверь женского душа, говоря, что
проникает к прелестным созданиям золотым дождем...
Главврач давно чувствовал нарастающее недовольство жены и поэтому,
услышав от нее слово "втуне", похолодел, так как понял, что дни его сочтены.
Действовать надо было решительно. Сказав:
"Плевал я на твое "втуне"",- он показал ей кукиш. "Меня не лелеешь -
горько пожалеешь",- отреагировала жена. Чувствовалось, что внезапная рифма
не случайна...
Промедление грозило смертью. Главврач бросился к черепу. Но денег в нем
не оказалось. "О хищница!" - крикнул он жене и убежал из квартиры с пустым
черепом под мышкой.
Теперь он жил в больнице. День проводил в кабинете, где делал больным
инъекции в различные участки мозга, ночевать же шел в палату страдающих
манией величия, так как любил публику поинтеллигентней. С черепом он не
расставался: днем держал на письменном столе, ночью - под одеялом. Больные
думали, что он - его собственный.
Мы этот череп видели. По просьбе главврача принесли наждак, и теперь
пуля сверкала, как бриллиант во лбу Шивы.

В следующий раз мы навестили главврача очень поздно, думали, придется
его будить, но он не спал, он сидел в кабинете в такой удрученной позе, что,
будь среди нас женщина, у нее бы на глаза навернулись слезы.
"Что случилось?" - спросили мы.
У него осложнились отношения с коллективом. Он совершил ошибку.
Первоначальная мысль у него была правильная. Перед ним стоял вопрос:
кем быть в палате? Сначала он хотел руководствоваться народной мудростью: с
волками жить - по-волчьи выть, и прикинуться каким-нибудь богом. Но
престижные вакансии, вроде
Зевса или Озириса, были уже заняты, а становиться богом-шестеркой,
вроде Зефира или Морфея, ему не позволяло самоуважение. Поэтому он принял
оригинальное решение: стать не богом, а, наоборот, атеистом, причем не
простым, а воинственным, вооруженным до зубов новейшими взглядами на природу
религии...
Он думал, им будет интересно с ним спорить, но ошибся. Первая же
произнесенная им речь, конец которой нам посчастливилось слышать, вызвала
неудовольствие, объединившее богов палаты.
После ужина, когда мы уже ушли, они загнали главврача в угол и, косясь
на череп, который он держал впереди себя, как щит, сказали: "Мужик ты, в
общем, неплохой, но находиться в одной палате с атеистом нам, сам понимаешь,
несовместно. Плюрализм - вещь прекрасная, но в пределах больницы, а не одной
палаты..."
Но уходить в другую главврачу не хотелось. Ему во что бы то ни стало
надо было жить среди интеллигенции.
"Черт бы ее побрал! - сказал он нам.- Но я придумал, как исправить
положение. К счастью, так называемых безвыходных положений для меня нет. Вам
выпало счастье убедиться, что они не для меня".
Сунув под мышку череп, он повел нас в палату, из которой был вежливо
изгнан.