"Владимир Краковский. Один над нами рок " - читать интересную книгу автора

Потому что он думал бы, что покушается на француза, он хотел бы убить
француза. Но ему бы это не удалось, так как перед ним стоял итальянец. И
ребенку ясно, что стрельба по итальянцу с целью убить француза является
классическим случаем покушения негодными средствами. То есть даже при
наличии пули Пушкин должен был бы избежать наказания. Ведь не станете же вы,
граждане судьи, судить, тем более давать срок погрязшей в суевериях темной
женщине, которая, выкрав у мужа фотографию его любовницы, обливает ее
собственной мочой и бормочет над ней бессмысленные фразы, совершая таким
образом магический обряд, который, по ее мнению, должен умертвить соперницу?
Вы рассмеетесь, узнав о ее действиях, и, хотя эти действия имели целью
убийство человека, отпустите ее, сказав: "Продолжай пиhсать на любые
фотографии, только, пожалуйста, мой руки перед едой". Вы так скажете ей,
потому что, покушаясь на убийство, она делала это негодными средствами... Ну
а разве покушение на жизнь француза стрельбой по итальянцу не является тем
же самым? Ведь нет никакой возможности, стреляя в итальянца, покончить с
ненавистным французом. Этот француз в не меньшей безопасности, чем соперница
вышеупомянутой женщины. Таким образом, даже если бы самопал, а впоследствии
и револьвер были заряжены пулей и эта пуля продырявила бы человека по
национальности "итальянец", судить стрелявшего было бы нельзя, поскольку он
думал, что стреляет во француза. А если еще учесть, что Пушкин из
врожденного гуманизма стрелял без пули, что из ствола вылетел один только
грохот, то есть, говоря языком великого Шекспира, было много шуму из ничего
и ничего, кроме этого ничего, не было,- если все это учесть, то... друзья
мои, объясните: чего мы тут сидим? Двузначное число неподкупных специалистов
права собрались, чтоб обсудить неудачную шутку, не имевшую последствий.
Страна коррумпирована, кругом жулики, рэкет, вымогательства, заказные
убийства, ограбление банков и магазинов, а мы... Господа, давайте зальемся
краской стыда и пойдем заниматься делом. Его много, и оно нас ждет!.."
Судьям действительно стало стыдно. Присутствовавшие в зале
рассказывали, что сначала они, по совету адвоката, залились было краской
стыда, но потом спохватились и стали говорить, что закон есть закон, перед
ним все равны - и преступники, и законопослушные граждане, никто от
возмездия не уйдет. Они быстренько присудили Пушкину две недели подметания
улиц, ну а поскольку повариха психушки поклялась на Библии, что он уже
полгода моет на кухне посуду, суд счел возможным это время и занятие зачесть
вместо назначенного, и Сашкаh прямо в зале суда освободили из-под стражи.
Все кинулись обнимать ся - он к нам, мы к нему...
Трудно было сдержать слезы.

Как известно, радость лучше всего трансформируется в крики
"ура!" или в хорошую песню. "Ура!" мы накричались в зале заседания, а
затем от здания суда до цеха шли, распевая хором такие народные романсы,
как: "Выхожу один я на свободу", "Своею жизнью я почти доволен", "Все
подельники по-прежнему сидят" и популярный в том году марш: "Шагом арш!"
В цехе состоялось торжественное целование Пушкина с Дантесом. Им
налили. Чокаясь, Сашок произнес: "За тебя, макаронник!", на что
Дантес ответил: "Будь здоров, угрофинушка!" - и оба засмеялись, что
развеяло последние опасения. Мы поняли, что конфликтов в нашем коллективе
больше не будет.
Смешно, но факт: когда на следующее утро Пушкин выточил первый